От Сталинграда до Берлина

29 июля противник предпринял несколько безуспешных атак. Чувствовалось, что после понесенных потерь он выдохся морально и физически. Даже его артиллерия вела огонь значительно реже. По-видимому, запасы снарядов подошли к концу.

В полдень позвонил Строганов и передал по телефону приказ о переходе в наступление с утра 30 июля. Задача — овладеть Муслюмовым и наступать в дальнейшем на поселок Миасский, что на реке Миасс.

План наступательной операции был обдуман еще во время оборонительных боев.

В ночь перед атакой провели тщательную и глубокую разведку боевых порядков врага. К утру разведчики принесли много ценных данных. На левом фланге наши лазутчики сумели пробраться в разрывы между боевыми порядками белых до поселка Муслюмово и тихо вернуться обратно.

Наше наступление было для противника неожиданным. Левофланговый батальон, обойдя колчаковцев у озера Сагешты, вышел к Муслюмову. На остальных участках противник не выдержал нашей внезапной атаки и начал отступать.

Полк захватил около 400 пленных и шесть пулеметов. Тотчас же мне стало известно, что наступление наших войск началось по всему Восточному фронту.

Так закончился бой у Муслюмова, самый жестокий и кровопролитный из тех, в которых мне довелось участвовать в ту пору.

А теперь, 14 октября 1942 года…

Я проснулся, интуитивно почувствовав опасность. Ночь пролетела, как одно мгновение, и мне даже показалось, что Кузьма Акимович Гуров еще не успел отойти от моей койки. Но было уже утро. Значит, спал крепко.

И наступил день небывалых по жестокости боев в Сталинграде.

2

Ординарец Борис Скорняков налил мне стакан крепкого чая. Выпил его залпом и вышел из блиндажа на воздух. Меня ослепило солнце. Тут же встретился с комендантом штаба и командного пункта майором Гладышевым. Мы прошли с ним несколько десятков метров к северу, где были расположены отделы штаба. Они ютились в спешно вырытых щелях или в норах, выдолбленных в крутом правом берегу Волги.

В одной из таких нор стоял тульский самовар с самодельной трубой. Он попыхивал дымком. Около самовара сидел генерал Пожарский — командующий артиллерией армии. Он туляк и всю войну не расставался со своим «земляком» — самоваром. Это была его слабость — крепкий чаек…

— Как, Митрофаныч, — спрашиваю, — успеешь попить чайку до начала фрицевского концерта?

— Успею, — отвечает он уверенно, — ну а не успею — с собой на наблюдательный захвачу.

Донесся сильный гул с запада. Мы подняли головы и навострили уши. И тут же услышали шипение снарядов и мин над головой. Вскоре близкие разрывы потрясли землю, выплеснулись султаны огня. Взрывными волнами нас прижало к обрывистой круче берега. Самовар был опрокинут, так и не успев закипеть. Но буквально кипела от взрывов вода в Волге. Пожарский показывал рукой в небо. Над головой появились фашистские самолеты. Их было несколько групп, они плыли уверенно, будто стаи диких гусей. Из-за взрывов снарядов и мин, шума авиационных моторов невозможно было говорить. Я взглянул на Пожарского. Он понял меня по взгляду, схватил планшет, бинокль и бросился бежать на свой командный пункт. Я поспешил на свой.

Солнца не было видно. Дым, пыль и смрад заволокли небо. Подойдя к блиндажу, собрался ногой открыть дверь, но тут же получил такой удар взрывной волны в спину, что влетел в свой отсек. Крылов и Гуров уже сидели на скамейках и держали оба телефонные трубки. Тут же стоял начальник связи армии полковник Юрин, докладывая что-то Крылову.

Я спросил:

— Как связь?

Юрин доложил:

— Часто рвется, включили радио, говорим открытым текстом.

Кричу ему в ответ:

— Этого мало… Поднимите и задействуйте запасной узел связи на левом берегу. Пусть дублируют и информируют нас.

Юрин понял и вышел. Я прошел по всему П-образному блиндажу — туннелю. Командиры штаба армии, связисты и связистки были на местах. Они глядели на меня, пытаясь по моему лицу угадать о моем настроении и о положении на фронте. Чтобы показать, что нет ничего страшного, я шел по блиндажу спокойно и медленно и так же вернулся и вышел на улицу из другого выхода П-образного блиндажа.

То, что я увидел и услышал на улице, особенно в направлении Тракторного завода, трудно описать пером. Ревели моторы пикирующих бомбардировщиков, выли бомбы, рвались снаряды зениток в воздухе, а их трассирующие траектории расчеркивали в небе пунктиры. Кругом все гудело, стонало и рвалось. Пешеходный мостик через Денежную протоку, собранный из бочек, был разбит и отнесен далеко течением. Вдали рушились стены домов, полыхали корпуса цехов Тракторного завода.

Я приказал командующему артиллерией армии Пожарскому дать два дивизионных залпа «катюш». Один — по Силикатному заводу, другой — перед стадионом, по скоплению войск противника. Затем дозвонился до командующего воздушной армией генерала Хрюкина и попросил немного угомонить фашистских стервятников. Генерал Хрюкин сказал откровенно, что сейчас помочь нечем. Противник плотно блокировал аэродромы армии. Пробиться нашей авиации к Сталинграду пока невозможно.