От Сталинграда до Берлина

Оглянувшись, я увидел начдива. Азин мчался по тракту на вороном коне, в черной бурке. Над головой сверкающий клинок. За ним два эскадрона 28-го кавалерийского полка — тоже с обнаженными шашками. Гремело «ура» конных и пехотинцев. Наша артиллерия перенесла огонь на село Армалы.

Азин, обгоняя меня, крикнул:

— Здорово! — и помчался вперед.

Его кавалеристы устремились во вражеский тыл…

Прискакав на коне в село Армалы, я почувствовал вдруг слабость во всем теле. Голова закружилась. Сполз с лошади и прислонился к колодезному журавлю. Боль в левой руке нарастала.

Подбежал командир 1-го батальона Кузьмин и, поняв мое состояние, стал кричать, призывая на помощь санитаров.

Стрельбы уже не было. Не помню, кто высвободил из моих рук поводья, кто ввел в хату. И только будто во сне услышал глухой голос:

— У него жар.

Открыв глаза, увидел комиссара. Денисов протягивал мне фляжку. После нескольких глотков почувствовал, что пью что-то обжигающее — спирт или водку. Левая рука уже была перевязана.

Спиртное начало действовать ободряюще.

— Как дела на фронте?

— Противник бежит. Если так пойдет дальше, то завтра утром будем в Елабуге.

Меня собираются куда-то везти. Но мне безразлично. Убийственно хочется спать, давит усталость. Напрягаю последние силы.

— Павел Иванович, — обратился я к комиссару, — командуйте тут без меня с Сергеевым. Я скоро вернусь.

Мы распрощались. Перед уходом Денисов спросил:

— Партбилет с тобой?

Нащупав его в кармане гимнастерки, ответил:

— Пусть он останется со мной.

За два дня боев правофланговые полки 28-й дивизии Азина разбили 1-й Красноуфимский, 2-й Каштымский, 58-й Павлодарский, 59-й Саянский, 10-й Байкальский и 12-й Верхнеудинский полки армии генерала Гайды и продвинулись вперед на 50 километров.

Противник бежал без оглядки. Город Елабуга был оставлен им без боя. Он не мог его оборонять, так как наши наступающие части во взаимодействии с речной флотилией П. И. Смирнова брали город в кольцо. Задержись белогвардейцы в городе, они были бы окружены и разбиты. В Елабугу вошли 39, 40 и 43-й полки и десантный отряд Кожанова.

После взятия Елабуги 28-я дивизия выходила на оперативный простор, охватывая фланг противника и угрожая его тылам. Разрыв между 5-й и 2-й армиями сократился, взаимодействие между ними восстановилось. Фронт врага затрещал, что немедленно отразилось на его тылах. Рабочие Урала, труженики Сибири под руководством коммунистического подполья смелее и решительнее повели борьбу против Колчака.

Преданность революции, партии Ленина, героизм, проявленные бойцами в эти дни, останутся в моей памяти на долгие времена.

* * *

Меня долго везли на телеге. Довольно часто я просыпался от сильных толчков на колдобинах. В голове шумело, меня бросало то в жар, то в холод.

В полное сознание пришел лишь в Мамадыше. Около моей койки стоял полковой врач Хмелев, проверял пульс. Светло-рыжая бородка клинышком, голубые глаза.

— Сейчас уже все обстоит благополучно, — сказал он. — Большая потеря крови. Надо полежать несколько дней.

Но мне не лежалось. От нечего делать перебираю кучу газет.

…Правительства главных империалистических держав — Америки, Англии, Франции, Японии и других — решили морально и материально поддержать Колчака, признав его Верховным правителем России. После победы над Германией в первой мировой войне, за месяц с небольшим до подписания Версальского мирного договора, Верховный совет союзников, обсудив «русский вопрос», решил усилить помощь белогвардейским армиям Колчака. 26 мая была послана нота Колчаку об условиях его признания Верховным правителем России. Ноту подписали с американской стороны Вильсон, от Англии — Ллойд Джордж, от Франции — Клемансо, от Италии — Орландо, от Японии — Сайондзи. В ноте говорилось, что эти государства намерены помочь правительству адмирала Колчака и тем, кто с ним объединился, амуницией, снабжением и боеприпасами.

Взамен выдвигались условия: созыв учредительного собрания после взятия Москвы; признание независимости Финляндии и Польши; при невозможности урегулировать отношения между Россией, Латвией, Эстонией и Литвой, а также закавказскими и некоторыми другими буржуазно-националистическими правительствами передать этот вопрос в Лигу Наций; признание за мирной конференцией права определить судьбу Бессарабии и, главное, признание Колчаком царских долгов иностранным государствам…

Надоело читать, вспомнил полк.

Трое суток постельного режима показались мне вечностью. Впрочем, к исходу третьих суток я уже переправился через Вятку и оказался в Елабуге.

О своем решении вернуться в полк я обязан был доложить Азину. Патрули подсказали, что начдив два часа назад вернулся с передовой и остановился в доме священника.