От Сталинграда до Днепра

При каждом прибытии новичков «старички» из нашей роты изо всех сил старались «завербовать» в свой боевой расчет таких силачей, как этот рыжий. Ясное дело: 82-миллиметровый миномет — это не карабин или автомат! А в боевых условиях нам часто приходилось таскать свой миномет, состоящий из трех двадцатикилограммовых «вьюков», и лотки с минами, каждый по двадцать пять кило! На зависть всем нашим минометчикам, у меня в расчете уже были такие богатыри — узбек Худойбергенов Фуат, штангист, чемпион республики в тяжелой весовой категории, и прибывший на прошлой неделе Ажура Туйчиев — чемпион Таджикистана по вольной борьбе, которого мы прозвали Палваном. Да и я, хоть и не богатырь, все же молодой шахтер, привыкший к тяжелому труду и большим физическим нагрузкам.

Итак, сегодня я должен получить в свой расчет одного из новеньких вместо погибшего уральца Павла Суворова, который тоже отличался недюжинной силой. Я впился глазами в рыжего и думаю: «Не мешало бы заполучить этого малого к себе». Но вряд ли мне это удастся, так как он мне даже не земляк. Дело в том, что землякам разрешалось служить в одном расчете или отделении — тут уж никто не спорил. Мне на них везло, потому что я татарин, сибиряк, уралец, житель Средней Азии и мусульманин — все в одном лице! Все мои боевые товарищи были мне земляками, поэтому я «получал» их на «законных» основаниях. Наши хлопцы всегда зубоскалили надо мной: «Мансуру даже неф — земляк!» А вот этот рыжий, если он действительно из Рязани, никак не мог быть мне земляком.

Я начал приглядывать себе других ребят и был готов взять одного нерослого крепыша, что забился в углу блиндажа и беззаботно клевал носом. Тем временем наш немолодой старшина — «кадровик» — приступил к своим обязанностям. Он должен был занести анкетные данные всех новичков в строевой список. А мы, «старики», навострив уши, определяли, кто из них больше всего подходит под категорию «земляк». Вот уже пятеро моих однополчан нашли себе боевых товарищей. А радости сколько! Шуму! Старшина сердится: «Прекратить ярмарку!» Наконец дошла очередь и до рыжего. Наступила тишина. Тусклое пламя фронтового светильника — гильза «сорокапятки», солярка да лента от портянки, — казалось, застыло в ожидании. Рыжий бодрым голосом отвечает на вопросы старшины: «Я, рядовой Садыков Рашид Садыкович…» Услышав это, я аж подпрыгнул: «Боже мой, земляк!» Все присутствующие разом расхохотались. Старшина вновь призвал нас к порядку, и смех утих. «…1918 года рождения, узбек, домашний адрес: Южно-Казахстанская область, Бостандыкский район, кишлак Газылкент, улица Ленина, 15…» Тут я опять не выдержал: «Мы с тобой из одного района, я из Бричмуллы!» А Рашид мне отвечает: «У меня там родственников полно!» Не помню, как оказался я в его объятиях, но кости мои хрустели на весь блиндаж. Придя в нормальное состояние, под дружный хохот однополчан я схватил Рашида за руку и увел его к своим товарищам в наш окоп, где те с нетерпением ждали меня и новенького. Фуат с Джурой были рады земляку не меньше, чем я. Встречу мы «обмыли» своим запасишком из трофейной фляжки, а разговоров у нас хватило до самого утра. Вспомнили, как на прошлой неделе в том же блиндаже, в котором сегодня распределяли новеньких, я познакомился с Джурой.

А было это так. Захожу я в блиндаж, где уже собрались командиры расчетов на встречу с новичками, и сразу подмечаю черного, как головешка, азиата, под два метра ростом. Я к нему: «Ассомагали кум!» Тот, залившись румянцем, весело отвечает: «Алейкум-ассалям!» И пошло-поехало: «Ты откуда?» — «А ты?» — «Я из Бричмуллы». — «А я из Наткала!» Подхожу я к старшине и ротному и говорю: «Ну, все! Забираю я своего земляка. Он и сам желает этого». А старшина мне категорично так заявляет: «Погоди, не торопись. Ты по-таджикски хоть одно слово знаешь? Если да, то скажи что-нибудь, а Джура нам переведет. Вот тогда и докажешь, что вы земляки». В блиндаже все притихли, ждут интересного спектакля. И тут я на чистом таджикском языке обматерил старшину самыми паскудными словами. Если бы он понял мой монолог, то сразу же, наверное, умер бы от разрыва сердца. Джура же, услышав мое «красноречие», не на шутку испугался, но быстренько сообразил, что старшина-то по-таджикски «ни бельмеса». Он громогласно расхохотался. Дружно залились смехом и все минометчики и потребовали от Джуры точного перевода. Но Джура не растерялся: «Па-русскам я нэ панамай!»