От татей к ворам. История организованной преступности в России

На взаимоотношения последних с губными старостами проливает свет уставная грамота царским Подклетным селам Переяславского уезда. Согласно ей выборные земские судьи должны были в случае татьбы или разбоя судить вместе с губными старостами по губным грамотам. Подобный механизм действовал в дальнейшем и в других случаях: например, ямской староста также обязан был участвовать в суде с губными старостами подведомственного ему человека. Представляется, что в таких судах роль первой скрипки играли все же губные старосты, но даже в этих случаях у их партнеров по процессу оставалась важная функция «бережения», то есть надзора и контроля за судом. Естественно, в 1550 г., когда земская реформа еще не началась, место выборных судей занимали царские приказчики, и именно поэтому они присутствовали на процессе для защиты интересов своих подопечных.

Изъяв поличное у Матренина, губные старосты сочли возможным сразу же привести его к пытке. Будучи поднятым на дыбу заплечных дел мастером, он вскоре начал давать показания перед «многими людьми» (т. е. всеми теми, кто, как было указано выше, вершил суд), сознавшись не только в этом преступлении, но и в других злодеяниях, совершенных им ранее. При этом Матренин указал имена своих подельников-белосельцев. Он рассказал, что после убийства они бросили тело Адриана на рубеже двух волостей, а наутро собирались сжечь в костре, но не обнаружили его на оставленном месте. Проведя следствие, губные старосты и царские приказчики писали в Разбойный приказ, отослав туда материалы дела для вынесения приговора.

Обратим внимание, что губные старосты начали пытать Ивана Матренина, если верить житию, только по результатам изъятого поличного. Хотя памятники того времени обычно выдвигали необходимым условием для пытки проведение обыска, в них все же не содержалось четкого ответа на вопрос, когда можно было считать подозреваемого «доведшимся» до пытки. А значит, здесь губной староста и его товарищи должны были принимать решение самостоятельно. В Москве довольно быстро отреагировали («не по множе времене») на присланные материалы разбойного дела и вынесли свой приговор («повеление царево»): Иван Матренин был повешен, а остальные приговорены к пожизненному тюремному заключению.

В житие также сообщается, что имущество виновных («дворы их и статки и животы их с пашнями…») было продано и составило 50 рублей, отданных в Разбойный приказ: «повеле (царь — А. В.) цену сел их привести в Разбойную избу иже бе цена их и доныне тамо вселяется…» Здесь есть противоречие. Согласно губным грамотам и наказам губным старостам, наказав виновных, как правило, необходимо было конфисковать их имущество и продать, а в счет этих денег выплатить сумму ущерба, нанесенного истцу. Оставшиеся после компенсации деньги поступали в казну. Согласно житию, все конфискованное имущество после продажи оказалось в собственности государства. Однако было бы странно, если бы монастырь не получил компенсации крупных убытков (более 40 рублей), которые он понес от разбойников. Разрешить это противоречие однозначно нельзя, и нам придется ограничиться гипотезой. Первоначальная сумма, отправленная губными старостами в Москву, была больше 50 рублей. Через некоторое время после того, как ее получили в Разбойном приказе, туда прибыли представители монастыря, забравшие компенсацию, а в казне остались те самые 50 рублей, упоминающиеся в тексте источника.

Любопытно, что первое упоминание о Разбойном приказе (под синонимичным именем Разбойной избы) относится к 1552 г., а житие Адриана Пошехонского отсылает нас к еще более ранней дате, к 1550 году. Впрочем, и здесь есть свои за и против. С одной стороны, нельзя забывать, что первая часть жития была составлена в самом начале 70-х гг. XVI в., поэтому автор вполне мог называть это учреждение современным для него термином. С другой стороны, да, приказ достоверно существовал уже в 1552 г., но это только лишь первое упоминание о нем, то есть он вполне мог появиться гораздо раньше. Наконец, надо учитывать архаичность термина «изба», который ко второй половине XVI в. сменяется «приказом». Из всего этого с большой долей вероятности можно сделать вывод о существовании Разбойного приказа уже в 1550 г., а само упоминание в житии с некоторыми оговорками считать самым ранним.