Во-вторых, после убийства крестьяне бежали за рубеж, таким образом автоматически перейдя в число государевых изменников. В свое оправдание они утверждали, что «бегали за рубеж спроста от насильства». Затем двоюродный брат убитого Дмитрий Засецкий подал челобитную, в которой заявил, что его крестьяне, будучи родственниками убийц, не только могут что-то знать о преступлении против Алферия, но и собираются лишить жизни и его самого и так же уйти за пределы Московского царства. Взятые под стражу крестьяне под пыткой отвергли все обвинения, а вскоре и вовсе сбежали от приставов за рубеж.
Через некоторое время все беглецы, крестьяне Алферия и Дмитрия Засецких, вернулись обратно, и, как и следовало ожидать, разбирательство продолжилось. Узнав об их возвращении, Григорий Засецкий бил челом о том, чтобы отдать ему людей своего покойного родного брата, кроме одного, который, по мнению Григория, как раз и убил Алферия. Похожую челобитную подал и Дмитрий Засецкий, желавший освобождения своих, не имевших отношения к убийству крестьян, после того как их накажут за побег.
Дьяки Разрядного приказа оказались в затруднительном положении, поскольку подобного дела в их практике еще не было. Среди законодательных норм, сколь-нибудь подходивших к обстоятельствам этого судебного процесса, удалось найти указ о наказании воров-крестьян и зависимых людей, которые, уйдя за рубеж, вернутся затем обратно. Впрочем, если вина беглеца не была доказана, то его по закону надлежало вернуть господину.
Теперь оставалось выяснить, как поступить с убийцами Алферия Засецкого и можно ли удовлетворить прошение его родственников о возвращении им беглых крестьян. Для решения этих вопросов из Разряда отправили память в Разбойный приказ, главное ведомство страны, специализировавшееся на борьбе с особо опасными уголовными преступлениями.
В ответной памяти судьи Разбойного приказа сообщали, что в указной книге их учреждения нет подобной законодательной нормы, и предложили для примера следующую подборку судебных решений по схожим делам.
В 1619/20 г. четверо убийц вологодского землевладельца, жильца Семена Полибина были сожжены по боярскому приговору; в 1621/22 г. двух лишивших жизни князя Федора Лыкова холопов четвертовали, отрубив им ноги, руки, а затем отсекли и головы «на Пожаре» (т. е. на Красной площади); из трех деловых людей, убивших в Переславле-Залесском Алексея Смолина, одного казнили в Москве четвертованием, а другого повесили в Переславле-Залесском; в 1626 г. в Галиче привели в исполнение смертный приговор крестьянам Чеадая Сытина, убившим не только своего боярина, но и его человека.
Важно отметить, что в деле Полибина одного из преступников сослали в Сибирь, а его четырех сыновей и дочь отдали сыну убитого, а в деле Смолина одного из убийц, после того как его били кнутом и держали в московской тюрьме, отдали вдове землевладельца. Причем в обоих случаях крестьяне были отпущены по челобитным наследников, похоже, не желавших терять дополнительные рабочие руки.
Последнее дело из подборки Разбойного приказа было наиболее близко казусу мещовских крестьян не только по хронологии, но и по содержанию. В 1628 г. в Белевском уезде зависимые люди и крестьянин Павла Лодыженского убили его, а затем на пытке признались, что поступили с ним так, поскольку Лодыженский «имал жен их и детей на постелю сильно». Судьи Разбойного приказа, по-видимому, сочли это дело сложным или важным, а потому судьбу преступников определял сам царь, по обыкновению слушавший статейный список с этим и другими делами 20 марта 1629 г. В результате убийцам вынесли весьма мягкий приговор: государь проявил милосердие из-за рождения днем ранее царевича Алексея Михайловича, и вместо смертной казни их ждала ссылка в Сибирь на пашню. Кроме того, мать и вдова одного из убийц, а также дети других были отданы вдове Анне Лодыженской.
Учитывая все имеющиеся законодательные акты и судебные решения, возглавлявшие Разряд думные дьяки Федор Лихачев и Михаил Данилов распорядились отдать в крестьяне семьи убийц вместе с имуществом родственникам Алферия Засецкого с поручными записями, в которых его братья, двоюродный Дмитрий и родной Григорий, обещали держать крестьян в удаленных от пограничья поместьях и не «побить до смерти». Что до оставшихся четырех преступников, то они определялись в тюрьму до царского указа. Дальнейшая судьба этих заключенных нам не известна.