От Терека до Карпат

О тесных связях контрреволюционной терской казачьей верхушки с заговорщиками говорят и такие факты: накануне выступления Корнилова Терское областное казачье управление отозвало из Совета рабочих и солдатских депутатов представителя от казачества. В созданный затем во Владикавказе для борьбы с корниловщиной Комитет спасения оно своих представителей не послало. Чтобы успокоить казачьи массы, выступавшие против Корнилова, управление выпустило воззвание, в котором говорилось, что казачество «будет бороться с анархией, откуда бы она ни исходила».

25 августа 1917 года генерал Корнилов, пытавшийся кровавыми мерами предотвратить надвигающуюся социалистическую революцию, двинул войска на революционный Петроград. В составе войск, стянутых к Петрограду для удушения революции, была «Дикая дивизия», в которой в основном были горцы Северного Кавказа и Дагестана.

По замыслам Корнилова, Кавказской туземной дивизии предназначено было сыграть крупнейшую роль в деле захвата революционного Петрограда. Она была одной из трех дивизий, входящих в состав «Петроградской отдельной армии», задачей которой было восстановить порядок в Петрограде, Кронштадте и во всем Петроградском военном округе.

Но солдаты Кавказской туземной дивизии не только решительно отказались идти на подавление революционного Петрограда, но и потребовали немедленного возвращения на родину, на Кавказ. Они арестовали своих офицеров, а наиболее ненавистных им расстреляли.

Наивные расчеты организаторов мятежа на то, что «туземцам все равно, куда идти и кого резать», провалились с треском.

Горцы и слышать не хотели о возвращении на фронт, чтобы умирать, защищая интересы кучки капиталистов и помещиков и их правительство, возглавляемое Керенским.

Об активных настроениях солдат-горцев, о том, насколько глубоко проникла в их среду революционная агитация, свидетельствует письмо генерала Половцева, назначенного Временным правительством в Кавказскую туземную дивизию, П. Пальчинскому – Петроградскому военному генерал-губернатору. Оно датировано 4 сентября 1917 года, сразу же после жарких дней корниловского путча.

«Прочти рапорт, посылаемый мною Керенскому, – писал Половцев Пальчинскому. – Официальным языком не описать того кавардака, который я здесь нашел. Развал полный. Дошло до того, что вчера примерные по поведению кабардинцы отцепляют паровозы, заявляя, что в газетах написано, что их везут на фронт, а Керенский обещал на Кавказ, и если он обещания не исполнит, то сами уйдем. Словом, ведут себя вроде кронштадтских товарищей. Хотя пока болтают языками, но скоро заработают кинжалами».

Автор письма с большой тревогой предупреждает: «Если обещание А. Ф. не будет исполнено, тузенцы-горцы окончательно потеряют всякое доверие к начальству, и скандал может быть огромный и кровавый».

«Боеспособность равна нулю, – сетовал Половцев, – в случае приказа идти против врагов внешних или внутренних не могу быть уверенным, что приказ будет выполнен».

Страшась возможных последствий дальнейшего задержания горцев, Половцев сетовал: «Необходимо отвезти их на Кавказ, там горский съезд поможет, старики в аулах набьют молодежи морды, и порядок можно будет восстановить. Нужно мне сейчас же дать возможность заверить, что это будет сделано через неделю или две, и это исполнить». Это была робкая надежда на периферию одного из главарей контрреволюции, провалившейся в центре. Но и там в дни корниловского мятежа она получила должный отпор.

Характеризуя положение, создавшееся в воинских частях Кавказского фронта после этих событий, генерал Пржевальский вынужден был признать, что «после корниловского выступления… авторитет войсковых начальников всех степеней был окончательно подорван; между офицерским корпусом и солдатами образовалась непроходимая пропасть. Командный состав окончательно потерял доверие солдат».

Факты со всей отчетливостью показывали, что терский областной Гражданский исполнительный комитет, Союз объединенных горцев, Национальные советы и другие при поддержке меньшевиков и эсеров делали все, чтобы изолировать население от революционной России, подорвать авторитет и влияние большевиков и не допустить социалистической революции.

Один из пятигорских эсеров Иевлев, выступая с докладом в городской думе 7 сентября 1917 года, говорил: «Мы должны сказать, что если власть будет передана в руки пролетариата, кризис власти неминуем. К чему же нам изменять свою линию поведения? Мы должны согласиться с основным положением, что революция наша является буржуазной, а не социальной. Да мы и не предполагали произвести социальную революцию; социалисты-революционеры и социал-демократы меньшевики этого не проповедовали. У нас – революция политическая с надбавкой капитализма. Единственно большевики это проповедовали. В попытках выступления большевиков скрыта гибель революции».

«Дальше уже идти гибельно, – пугал докладчик, – не следует увлекаться социализацией и освобождением труда, от громких лозунгов пора перейти к ограничительным».