От царской Скифии к Святой Руси

«Ordene de Chevalerie» («Устав Рыцарства»), поэма в 500 с лишним строк, написанная на пикардийском диалекте в начале XIII века, повествует о том, как в 1187 году Гуго Тивериадский подарил рыцарский устав Саладину. Таким образом, мы видим, что в этом вопросе влияние было с прямо противоположной стороны. Возвращаясь к тамплиерам, отметим, что военно-монашеским орденом они становятся только после принятия устава Бернара Клервосского. Правда, в уставе монашеская суть ордена никак не подчеркивается. На первом плане всегда было рыцарское, воинское начало. Французский исследователь Луи Шарпантье считает, что Бернару из Клерво хотелось возродить старинные кельтские обычаи с присущими им табу, словно бы он поставил своей целью возродить древние воинские союзы в этом ордене рыцарей-монахов.

Действительно, орден тамплиеров в некоторых аспектах напоминал древнекельтские воинские союзы фениев. Приведем некоторые «триады» из воинского устава, чтобы лучше представить особый дух воинской дисциплины, сопряженной с духовной аскезой.

«Рыцари обязаны принимать бой с еретиками, даже если у тех будет троекратное численное преимущество.

Если придется им защищать жизнь свою от единоверцев, то взяться за оружие они имеют право лишь после троекратного нападения.

Если не выполнят свой долг, то будут подвергнуты троекратному бичеванию».

Триады эти распространялись и на повседневную жизнь рыцарей: «Мясо могут они есть три раза в неделю. В постные дни полагается им три блюда. Причащаться должны они три раза в год, слушать мессу три раза в неделю, подавать милостыню три раза в неделю».

Шарпантье уверен, что пристального внимания заслуживают именно эти «кельтские» черты устава ордена. Устав бенедиктинцев, первого монашеского ордена на Западе, был выдержан в строгом военном стиле. Монашеский орден — «школа» и одновременно военный отряд. Монах — воин. Пояс, которым пользуются монахи, — часть древнеримской военной формы, того самого cingulum militiae, который у римлян служил указанием на принадлежность к военному сословию и был олицетворением воинской дисциплины.

Возвращаясь к светским европейским рыцарям, нам хотелось бы отметить одно важное отличие славянских витязей от европейских. Рыцари мало ценили человеческую жизнь — свою и особенно чужую. Они привыкли к кровопролитию, и война казалось им естественным продолжением обычной жизни. Пренебрежение к чужой жизни усугублялось тем, что свой этический кодекс чести рыцари считали необходимым выполнять только в рамках своей социальной группы. По отношению к другим ни о каком рыцарском отношении не могло быть и речи. Именно против этих воинов-разбойников с тем, чтобы убрать их со сцены или хоть как-то обратить лицом к христианским заповедям, римская церковь предпримет попытку создать на основе движения «божьего мира» (Рах Dei) и Клюнийской религиозной реформы рыцарскую этику, проявления которой обнаруживаются в некоторых «песнях и деяниях», в испанской Реконкисте и в крестовых походах.

Истоки этой этики можно проследить по ряду летописных источников, а также по произведениям агиографического и проповеднического характера. Долгий и нелегкий путь духовного обновления воинского сословия стал по-настоящему возможен благодаря усилиям Церкви по сакрализации военной профессии. Отличительной чертой западного светского рыцарства стало и особое отношение к женщине. В рыцарской культуре возникает особый культ прекрасных дам, бывший элементом необходимой куртуазности, придававшей исключительное значение любви как чувству, возвышающему человека, пробуждающему в нем все лучшее, вдохновляющему на подвиги. Эта любовь, горячая и земная, но в то же время поэтическая и идеализированная, бросала вызов церковному аскетизму, шла вразрез с уставами древних рыцарских монашеских орденов. Это же отличает позднее рыцарство и от воинских сословий Руси и Востока. Любовное служение стало своего рода новой «религией» высшего круга. И не случайно в это же время в католическом мире культ почитания Девы Марии приобретает новые черты.