От Цезаря до Августа

Реставрация законной республики на развалинах революционной диктатуры начиналась, в свою очередь, с революционной меры, амнистии, греческого учреждения, чуждого законам и юридическим традициям Рима; эту меру сенатское большинство ввело поспешно, чтобы разом разрешить политические проблемы.

II. Похороны Цезаря

Сенат и республика. — Марк Антоний. — Заседание сената 19 марта. — Завещание Цезаря. — Посмертные дары Цезаря народу. — Приготовления к похоронам Цезаря. — Анархия в дни, следующие за похоронами. — Всеобщее смятение партий. — Новое появление Герофила. — Казнь Герофила.

Республиканцы в Риме

Все современные историки допускают, что старые республиканские учреждения Рима в эпоху Цезаря были истощены и бездейственны, что современники должны были отдавать себе в этом отчет, что вследствие этого всякий акт, назначенный восстановить республику или даже просто проявить почтение к ее учреждениям и вековым традициям, должен рассматриваться как глупость и безумие. Это, по моему мнению, очень грубая ошибка, которая делает невозможным понять последнюю республиканскую революцию Рима. Я думаю (и надеюсь доказать в процессе своего изложения), что республика была более жизненной, чем принято считать; но даже если допустить, что она была мертва, нужно иметь в виду, что люди очень часто замечают социальные и политические перемены только много времени спустя после их осуществления, что они постоянно бывают склонны рассматривать все существующее, особенно в политике, как само собой разумеющееся. Следовательно, гораздо более вероятно, что основные учреждения древней республики, имевшей такой удивительный успех, рассматривались современниками как бессмертные. Особенно это было верно для сената, завоевавшего и управлявшего огромной империей, символизировавшего в глазах побежденных победоносную мощь Рима и убившего, наконец, Юлия Цезаря за то, что тот в последнее время после стольких побед не относился к нему с должным уважением. Разумный человек не мог не чувствовать, что нужно было считаться с этим грозным учреждением, и, как бы ни был безрассуден, не мог начать с ним легкомысленно борьбу, не будучи принужден к этому необходимостью.

Положение Антония

Не нужно поэтому удивляться, если после заседания 17 марта и решений, которыми завершились неопределенность и колебания 15 и 16 марта, Антоний оставался очень озабоченным. Положение для него было неблагоприятно. Вопреки его ожиданию и несмотря на отсутствие заговорщиков, большинство сенаторов выказало сопротивление угрозам ветеранов и одобрило убийство Цезаря. Теперь, когда заговорщики могли свободно заседать в сенате, они, конечно, соединятся с остатками помпеянцев в одну партию, и эта партия сделается госпожой республики, имея на своей стороне высшие классы, одного консула, нескольких преторов, многих правителей и сенат. Действительно, из выдающихся сторонников Цезаря, не участвовавших в заговоре, Долабелла уже изменил, а другие, за исключением Гирция, не показывались. Простой народ в Риме был беспокоен, его раздражали заговорщики, но Антоний, как и все, не рассчитывал много на это волнение; он думал, что оно исчезнет, подобно вспышке. Одним словом, к 17 марта Антоний считал прежнюю помпеянскую партию госпожой положения; и так как примирительными речами, произнесенными на утреннем заседании, ему удалось приобрести расположение наиболее выдающихся ее вождей,[3] он спрашивал себя, нельзя ли найти какое-нибудь средство примириться с этой партией, которую он оставил в тот момент, когда она снова готова была приобрести прежнее влияние.

Характер Антония

Антоний был, конечно, одним из наиболее замечательных политиков старой гибнувшей аристократии, бросавшихся тогда в политику, как в славный разбойнический набег. Сильный телом и духом, отважный и великодушный, чувственный, непредсказуемый, гордый, жестокий, умный, но недостаточно хитрый, способный позволить своим страстям и безрассудству увлечь себя до самых тяжелых заблуждений, он вел до сих пор бродячую жизнь, полную рискованных и противозаконных приключений, страшных опасностей, необычайных удач и неудач — от тайной экспедиции Габиния в Египет до осады Алезии, от революционного трибуната 49 года до перехода в 48 году через Адриатическое море, от Фарсалы до диктатуры 47 года. Но даже самые безрассудные люди, если они не безумцы, умеют иногда умерить себя и сделаться благоразумными, видя себя на краю пропасти.