Когда-то об одном из первых владельцев этой вотчины современник писал: «муж к честным искусствам доброхотный». Под искусствами подразумевались науки, а в отношении Никиты Романова науки агрономические. Во-первых, распределение земли — оказывается, в Измайлове лучше всего родились льны, греча, виноград, хорошо росли тутовые деревья. Да и весь расчет измайловского хозяйства велся широко, не на дворцовые нужды. За один 1676 год пошло в продажу из измайловского урожая 18 тонн пеньки, 20 тонн чистого льна и 186 тонн льна-сырца. И все это ушло прямо в Архангельск, на корабли иностранных купцов. Или местный хмель. Подсевали его в Измайлове на неудобных землях — по косогорам, по крутым берегам еле заметных речонок, а урожай снимали до 13 тонн и продавали в Англию. Даже у знаменитого измайловского зверинца было свое назначение — развести новых зверей в русских лесах, «ино всегда прибыль». Современников волновало, как-то приживутся в них американские олени и кабаны, львы, тигры, барсы, белые медведи, рыси, соболи, черные лисы, дикобразы и разгуливающие кругом одичавшие ослы. Охотились ли в Измайлове? Конечно. Только в меру, чтобы не повредить зверинцу. Но на стол обязательно подавалась специальная измайловская приправа из тертого оленьего рога и разваренные в вине кабаньи головы.
Нет, не написаны еще исследования об измайловских опытах. Будущие монографии на эту тему — дело агрономов, экономистов, только догадаются ли они, как много скрыто для историка в сухих цифрах хозяйственных расчетов тех лет? Выгода, конечно, прежде всего выгода, но не для одной царской вотчины. Речь шла в конечном счете о том, как найти «смысл» в каждом клочке земли, как получить от земли больше, а труда тратить меньше. Казалось, какое это могло иметь значение: ведь были сотни, тысячи крепостных рук. Так вот имело! И это был новый подход, потребность в котором становилась все более очевидной. Иначе Измайлово смотрелось бы чудом, прихотью и не было бы таких же попыток в десятках других хозяйств. И ведь это не царь, а один из бояр писал в 1651 году своим приказчикам по поводу обнаруженного им у одного из приезжих немецких полковников таинственного высокоурожайного растения «рейнзат»: «Поехал к вам в вотчины мои полковник Графорт земли обыскивать, посеить на меня заморских семян рейнзат; исполнять, сколько велит земли приготовить, и сколько десятин ему надобно, и по сколько велит перепахать; а как сие будут делать, то он сам будет смотреть… а поспеет де то семя к Петрову дню; и как учнет он то семя на своей земле жать, и вам велеть смотреть, как то станут жать, молотить и прятать и чтоб им перенять».
«Домострой» будет написан при Алексее Михайловиче, и его обстоятельные рекомендации повторят выводы измайловского хозяйства, переведут его на язык общедоступных практических советов. И как беречь яблони от мороза, и как подсевать под ними или на межах траву «барщ», которая круглый год годится в еду. (Что за таинственная трава, для чего она употреблялась, — мы не знаем до сих пор, как не знаем и что такое рейнзат.)
И как растить дыни. Этот совет некий секретарь австрийского посольства запишет с особой тщательностью: «Посадивши дыни, русские ухаживают за ними так: каждый садовник имеет две верхние одежды для себя и две для покрышки дынь. В огород он выходит в одном исподнем платье. Если чувствует холод, то надевает на себя верхнюю одежду, а покрышкою прикрывает дыни. Если стужа увеличивается, то надевает и другую одежду, и в то же время дыни прикрывают другою покрышкой. А с наступлением тепла, снимая с себя верхние одежды, поступает так же и с дынями».
Но чего нет в Измайлове, того нет — пышности и благолепия. Нет, не настоящий это царский дворец! Все о хозяйстве, все для хозяйства. Поэтому можно точно узнать, что в 1665 году здесь разработал часовой мастер Андрей Крик «образец, как водой хлеб молотить», а часовщик Моисей Терентьев иной «молотильной образец».
Инженер Густав Декентин установил на Льняном дворе «колесную машину» для обработки льна, а по проекту дворцового аптекаря Данилы Гурцына соорудили стеклянный завод. Даже иностранные послы признавали, что производил он стекло добротное и чистое. А ведь это первые механизмы в русском хозяйстве! Зато царские «забавы» наперечет. Немного цветов, да на перекрестках дорожек расписанные «чердачки» — беседки. Только они и отличали измайловский сад от обычного «делового», который бывал при каждом сколько-нибудь зажиточном хозяйстве. Вот и все.
И еще были щуки — щуки с золотыми сережками. Они приплывали по звонку и корм брали почти из рук. Щуками «баловалась» еще царевна Софья с сестрами. Только как же прозаично, обыденно это выглядело. В Измайлове было 37 копаных прудов — все хозяйственного назначения, прежде всего для разведения рыбы. В один были запущены карпы, в другой — стерляди, в третьем — лини, потом окуни, караси, плотва. Щуки тоже разводились в отдельном пруду на хозяйственную потребу, а золотые сережки служили простой меткой — этих, ручных, не вылавливать.