От Византии до Орды. История Руси и русского Слова

Речь идет об одной из двух (вторая — «Богородица Пирогощая») наиболее ценимых на Руси икон византийского происхождения, — так называемой «Богородице-Умиление» («Елеуса»). Известнейший искусствовед В. Н. Лазарев (1897–1976) отметил: «Можно было бы многое сказать… о той колоссальной роли, которую Владимирская икона сыграла в развитии русской государственности и культуры… Фигурируя почти во все критические моменты русской истории (впоследствии, в 1480 году, она была перенесена из Владимирского Успенского собора в Успенский собор Московского Кремля. — В. К.), Владимирская икона неизменно оставалась одной из наиболее почитаемых святынь России»[502]. Нельзя не сказать и о том, что в Древней Руси эта икона считалась (хоть безосновательно) творением евангелиста Луки и, таким образом, символизировала связь Владимира не только с Константинополем, но и с древнейшим, первоначальным христианством.

Исследователь, посвятивший жизнь культуре и истории Владимирской Руси, Н. Н. Воронин, писал, что в деятельности Андрея Боголюбского выразилось стремление «всеми средствами поднять и укрепить значение своей новой столицы и доказать ее равноправие с „матерью градов русских“ Киевом и самим „восточным Римом“ — Царьградом»[503].

Вместе с тем в новом центре Руси возникают и совершенно новые черты государственности, культуры, духовности. Так, именно здесь складывается столь существенный для последующего русского бытия проникновенный культ Богородицы: «…Андрей Боголюбский установил во Владимире особое почитание Богоматери. Ей ставились храмы, ей организован был новый праздник — Покрова… Летопись времени Андрея Боголюбского и строилась как цепь чудес Богоматери. Летописцы стремились доказать, что Владимир и владимирские князья находятся под особым покровительством Богоматери… Это настойчивое восхваление Богоматери начинается в летописи приблизительно с 1160 г. — года построения во Владимире собора Успения Богоматери…»[504]

Разумеется, это только одно из выражений новой эпохи русского исторического бытия. Но нам сейчас важнее задуматься о другом — о том, что новое бытие в глубине Руси создавали, в основном, люди, пришедшие из собственно Киевской, южной Руси.

Как уже сказано, начало Владимирской Руси положил — вполне осознанно или, быть может, без такого прямого осознания (но это в определенном смысле еще более значительно, ибо свидетельствует о непосредственном проявлении в действиях личности воли самой Истории) — один из величайших киевских князей Владимир Мономах.

Что же касается его сына, Юрия Долгорукого, то он почти всю свою жизнь провел во Владимирской Руси, — хотя и не в самом Владимире (где он, правда, выстроил княжеский двор и — в 1128 году — храм, посвященный его небесному покровителю святому Георгию), а в тридцати верстах от него к северу, в Суздале. Но он все же еще тянулся к Киеву и в самом конце жизни стал князем Киевским; само его прозвание «Долгорукий» объясняют стремлением и способностью владеть и Владимирской, и Киевской землями.

Но, как сказано в одной из летописей, «князь великий Андрей Юрьевич приде ис Киива на великое княжение и отселе бысть великое княжение в Володимере»[505].

Возможно, эта запись выразила более позднее осмысление совершившегося, и общепризнанным, «официальным» великим князем Руси, правящим уже не в Киеве, но во Владимире, стал не сам Андрей, а его младший брат и преемник Всеволод Большое Гнездо, чье правление во Владимире началось в 1176 году. Но, по существу, эта запись верно оценивает событие.

Вглядываясь в ход русской истории, мы видим, что великие или подлинно выдающиеся государственные деятели X–XI веков — Ольга, Святослав, Владимир, Ярослав — нераздельно связаны с Киевом. Следующий крупнейший правитель, Владимир Мономах, закладывает первый камень новой, северо-восточной Руси. А его действительно выдающиеся преемники — Андрей Боголюбский, его брат Всеволод Большое Гнездо, Александр Невский (внук Всеволода) — это уже деятели Владимирской, а не Киевской Руси.

Но вполне понятно, что во Владимирскую Русь переместились отнюдь не только князья и их ближайшее окружение. Дело шло о самом широком, поистине народном переселении. Это с полной очевидностью выразилось, например, в переносе во Владимирскую Русь целого ряда названий городов и даже рек (что является своего рода исключительным фактом в истории и свидетельствует с несомненностью о «массовом» переселении). Едва ли не первым осмыслил эти явления В. О. Ключевский. Приведя дошедшие до нас гордые слова Андрея Боголюбского о Владимирской Руси, которую он «городами и селами великими населил и многолюдной учинил», Ключевский ставит вопрос о том, «откуда шло население, наполнявшее эти новые суздальские (то есть, иначе говоря, владимирские. — В. К.) города и великие села», и говорит следующее: