От Византии до Орды. История Руси и русского Слова

«Проживи Изяслав лишний десяток-другой лет, — писал М. С. Грушевский, — переживи он Юрия (Долгорукого, который был дядей-сверстником Изяслава. — В. К.)… и, быть может, история Киевщины не сложилась бы так печально»[512]. Иначе говоря, если бы Изяслав жил до 70–80 лет (он умер около 60) и самим фактом своего существования и княжения оттеснил бы на второй план таких дурных людей, как Юрий Долгорукий (между прочим, он пережил Изяслава всего лишь на три года), а также его сын Андрей Боголюбский, центр Руси-де не переместился бы из Киева во Владимир…

М. С. Грушевский много говорит о «неприязни» утвердившегося во Владимире Андрея Боголюбского к Киеву, даже о присущем, мол, ему своего рода пренебрежении этим городом: «Конечно, Андрей мог добиться и киевского стола, но сделаться киевским князем ему было несподручно»; он предпочел его «бросить, как ненужную вещь, отдать первому попавшемуся», хотя вместе с тем «наложил на нее (Южную Русь. — В. К.) тяжелую руку и давал чувствовать ее при всяком удобном случае и унижая, гнетя Юг, старался возвысить себя и свою волость в глазах современников; эту политику провел он с обычною, ни перед чем не останавливающеюся энергиею и, нужно признаться, с немалым успехом» (цит. соч., с. 221; естественно высказать мысль, что этот «немалый успех» опирался на объективно-историческую потребность!).

То же самое М. С. Грушевский говорит о преемнике Андрея, владимирском князе Всеволоде Большое Гнездо. После смерти в 1194 году киевского князя Святослава (того самого, чье «золотое слово» звучит в «Слове о полку Игореве») «по родовым счетам старейшим приходился Всеволод, но Всеволод, подобно брату (т. е. Андрею Боголюбскому — В. К.), не желал вокняжаться в Киеве: это все та же политика пренебрежения, унижения Киева, которую практиковал раньше Андрей. По словам Суздальской летописи, Всеволод послал бояр своих в Киев „и посади в Кыеве Рюрика Ростиславича“…» (там же, с. 254) — то есть заведомо второстепенного князя, «державшего» до этого «провинциальные» Белгород и Овруч.

Многое в этих суждениях явно несерьезно (скажем, тезис о вероятной совсем иной судьбе Киева в случае более продолжительной жизни Изяслава Мстиславича). И, конечно же, дело не в неком недоброжелательстве Андрея Боголюбского к Киеву, а в том, что центр Руси в силу естественной исторической потребности или, вернее, необходимости переместился в ее, говоря условно, географический центр. Отсюда в XII–XIII веках Андрей Боголюбский и его преемники — Всеволод Большое Гнездо (был Владимирским князем в 1176–1212 гг.), его сын, герой знаменитого сказания о Китеже Юрий Всеволодович (1212–1238, с перерывом в 1216–1218 гг.), младший брат последнего, адресат знаменитого «Моления Даниила Заточника» Ярослав (1238–1246), его сын, Александр Невский (1252–1263), и т. д., — в той или иной мере правили (или хотя бы проявляли волю править) всей Русью от Киева до Новгорода. И из уже приведенных выше обращенных к «великому князю Всеволоду» призывов в «Слове о полку Игореве» ясно, что в Южной Руси жаждали поддержки из Владимира.

Но дело не только в неосновательности доводов М. С. Грушевского; важнее, пожалуй, понять, чем эти подчас даже странные попытки объяснить поведение владимирских князей продиктованы. М. С. Грушевский, как и ряд других украинских историков, стремился доказать, что Киевская Русь была созданием украинского народа, а государственность и культура Владимирской Руси (и ее преемницы Руси Московской) являли собою будто бы совершенно иную, новую реальность, созданную другим, «собственно русским» или, если воспользоваться словом, введенным в середине XIX века украинско-русским историком Н. И. Костомаровым (1817–1885), «великорусским» народом.

Никак невозможно отрицать, что во Владимир «ушли» именно киевские князья, обладавшие правом именно на киевский престол. Но М. С. Грушевский и его последователи ни в коем случае не хотят признать, что во Владимир переместились с юга отнюдь не только эти «пренебрегшие» Киевом «отщепенцы», но и очень значительная — и в количественном, и тем более в качественном смысле — часть населения, и, так сказать, самые основы государственности и культуры Руси. Русь, в сущности, как бы перелилась на север…

Между прочим, противореча самому себе, М. С. Грушевский все же констатирует, что во второй половине XII века «вместе с упадком политическим, Киевская земля падала — хотя далеко не в такой степени — и в отношении экономическом» (там же, с. 226); вполне уместно было бы добавить — и в отношении развития культуры. Однако едва ли стоит объяснять это действиями «не расположенных» к Киеву князей Андрея и Всеволода. Русь «падала» в Киеве потому, что она «поднималась» во Владимире, что объяснялось, несомненно, перемещением государственной и — шире — национальной энергии во Владимир.