От власти идеи – к идее власти. Из истории Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС

По его поручению новые руководители научных подразделений начали обследование организации научной деятельности своих предшественников. 11 марта 1931 года Э. Кольман доложил Адоратскому о результатах проверки работы кабинетов. В записке указывалось, что в ходе приема дел отдельных кабинетов были выявлены серьезные недостатки и упущения. В частности, говорилось, что восточным кабинетом заведовал беспартийный Лиу, который никакой работы не вел. Научно-справочным кабинетом руководила беспартийная Страхова. Библиографирование произведений Маркса носило случайный характер. Газетные вырезки о Марксе собирались из «буржуазного бюро без малейшей критики». Кабинетом международных отношений заведовал член партии Иоаннисян, который бывал на службе не более двух часов в день. Поэтому планы работ кабинета не выполнялись.

Но больше всего нареканий вызывала работа кабинета Маркса и Энгельса, которым руководил сам Рязанов. Во-первых, здесь работало четыре беспартийных сотрудника. Во-вторых, фотокопии не имели описей и хранились в общедоступном месте и пожароопасном состоянии; взятые сотрудником копии документов не фиксировались в книге выдачи. В-третьих, и это самое главное, этот основной кабинет ИМЭ не вел никакой научной работы.118

Докладная записка вызывает недоумение: как вообще мог существовать Институт Маркса и Энгельса при полном бездействии директора и руководителей кабинетов, при отсутствии контроля, должной организации научного процесса, порядка, дисциплины. А ведь всего год тому назад – 13 марта 1930 года – Президиум ЦИК СССР в своем постановлении констатировал, что «несмотря на особые трудности собирания материалов о жизни и деятельности К. Маркса и Ф. Энгельса и архивных документов по истории социализма и классовой борьбы пролетариата, развитие Института К. Маркса и Ф. Энгельса за последние два года идет быстро и успешно»119.

И все же обвинение Рязанова в плохой организации работы Института было недостаточным для окончательной расправы с ним. Важно было подкрепить политическое обвинение в его небольшевизме. П. Ф. Юдин, возглавлявший работу по реорганизации кабинета истории философии, старался приписать бывшему директору пренебрежение к ленинизму. В докладной записке Адоратскому он указывал, что «ни одна из проблем марксизма не разрабатывалась, не говоря уже об изучении ленинизма. В философском кабинете, писал он далее, «собраны произведения идеалистов-мракобесов (Шпенглер, Гуссерль, Шпет и т. п.), а Ленин не причислен к числу современных философов»120.

Собранный компрометирующий материал был обобщен и послан в ЦК ВКП(б) за подписью директора. Адоратский дал негативную оценку всем направлениям и формам деятельности Института: состояние научно-организационной работы неудовлетворительное, структура не отвечает поставленным задачам. «Кабинеты, – писал Адоратский, – носили характер личных библиотек для “жрецов” науки – Рязанова, Деборина, Рубина, Ваганяна»121. Научно-публикаторская деятельность, по утверждению Адоратского, проводилась «из рук вон плохо», а вышедшие издания имеют хороший вид (бумага, переплеты), а по сути это «научное надувательство». Состояние архива также неудовлетворительное, так как документы «рассованы по разным местам (кабинетам)». Работа в библиотеке поставлена плохо, поэтому заведующий Горбов был освобожден от должности. Хозяйственная и финансовая деятельность якобы тоже находилась в беспорядке. Перечисленные недостатки дополнялись политическим и криминальным обвинением. Оказывается, получаемые Институтом деньги, в том числе инвалюта, переводились на текущий счет Рязанова, и значительную часть их он направлял для поддержки меньшевиков и различных антипартийных элементов (Суварин, Троцкий, Раковский). За Рязановым признавалось единственное полезное дело – собирание книг. Таким образом, заключает Адоратский, Рязанов выполнил дело II Интернационала, отрывая Ленина от Маркса-Энгельса122

Новые руководители Института поставили себе в заслугу обнаружение скрытых рязановским руководством документов. Их публикация, говорилось в отчете дирекции, «естественно вызвала возмущение и недовольство в лагере наших врагов, в лагере II Интернационала»123. Таким образом, создавалось убеждение, что «наши враги» за рубежом и Рязанов были заодно в вопросе сокрытия документов, бросающих тень на духовного лидера II Интернационала.