От воровства к анархизму

— Вотъ! И я тоже самое говорилъ! — обрадовался воръ. — Мы къ нимъ всей душой, а они всей. .

А тоже какъ было мы за нихъ!.. Они въ тюрьмѣ бунтъ затѣваютъ, и мы за ними… они голодовку объявляютъ, и мы хлѣбъ за окно выбрасываемъ. А они, опосля того: вы воры, послѣдніе люди, намъ съ вами не стать!..

— Ну, голодовка — это особь статья! — остановилъ его Анархистъ. — Это и намъ, ворамъ, было нужно. Тутъ мы не для нихъ, а для всѣхъ вообще арестантовъ, чтобы, значитъ, хотя сколько нибудь обращеніе человѣческое было. И на счетъ пищи то же, — чтобы поменьше воровали съ нашего арестантскаго пайка. А мы будемъ говорить на счетъ того, чтобы нашему брату вору вмѣстѣ съ соціалъ-демократами на одномъ, значитъ, дѣлѣ встать, одну линію тянуть!… Вотъ тутъ то и произошла заминка. Мы, значитъ, къ нимъ, а они: нѣтъ, ты сначала воровство оставь, да честной жизнью себя покажи, а потомъ и приходи, тогда и потолкуемъ… А пока — ходи отъ насъ дальше, отъ нашихъ воротъ крутой поворотъ.

— Но… вѣдь это только одна осторожность, — попробовалъ я возразить.

— Осторожность! Нѣтъ, тутъ не одна осторожность… Это мы все понимаемъ: нельзя такъ сразу: пришелъ человѣкъ съ вѣтру и сейчасъ ему — вотъ гдѣ наши самые главные вожаки живутъ, а вотъ тутъ браунинги или бомбы спрятаны!.. Очень даже хорошо понимаемъ, что этого нельзя. Такъ, вѣдь, и изъ полиціи переодѣтый шпіонъ придетъ, да: «хочу быть соціалъ-демократомъ, покажите, гдѣ у васъ браунинги и бомбы спрятаны!» — Очень даже хорошо понимаемъ, что такъ не бываетъ, — такъ мы, вѣдь, этого и не желали. Узнавай человѣка, смотри за нимъ, держи подальше отъ всякихъ тайностей, обезпечь себя всякими мѣрами, — на то ты и приставленъ; не свое дѣло дѣлаешь, а общественное, общее, — такъ, береги его значитъ… Ну, а только и людей отъ себя не гони, какъ паршивую собаку. Вотъ оно, въ чемъ сила то.

— То же и мы люди, — подтвердилъ воръ.

— И людей понимать можемъ! — продолжалъ Анархистъ. — Онъ тебѣ говоритъ: «покажи себя честной жизнью», — а того не понимаетъ, что къ нему люди затѣмъ и пришли, чтобы эту самую честную жизнь не зря проводить, доказать, значитъ… А какъ я ему докажу, ежели онъ меня на дѣлѣ не испытаетъ? Ну, вотъ, къ примѣру, съ вами мы на этой самой пристани… Видите вы, что я подъ лодкой день деньской кверху брюхомъ лежу или съ голодухи пойду вонъ къ тому толстопузому подрядчику, бревна ворочать, — какъ вы можете по этому обо мнѣ судить? Что я вамъ этимъ докажу? Что я честно ничего не дѣлаю или честно подрядчику за гривенникъ рубли въ карманъ кладу? Такъ, вѣдь, можетъ быть, я днемъ то бревна таскаю, а ночью замки взламываю. Откуда вы это узнаете? Какое же это, послѣ этого, испытаніе?

— Испытаніе, подумаешь! — прохрипѣла проститутка и сплюнула въ сторону — Всякій дьяволъ, да еще испытывать!

Помолчи, прекрасная дама! — Зыкнулъ на нее воръ. — Не твоего ума это дѣло. Твое дѣло съ свиньями въ корытѣ «ананасами рожу лимонить».

— Нѣтъ, ты на дѣлѣ меня испытывай, коли хочешь узнать! — продолжалъ Анархистъ. — Такъ меня поставь, чтобы сразу было видно съ какими такими намѣреніями я пришелъ.

— Подъ пулю или подъ штыкъ поставь или пошли на такое дѣло, что висѣлицей пахнетъ! — пояснилъ воръ. — Это будетъ испытаніе! Коли человѣкъ головы своей не жалѣетъ, такъ, значитъ, въ емъ полная рѣшимость, какъ есть, на все… И ему тогда ужъ довѣрять можешь.

— Мы эту механику то тоже хорошо понимаемъ, какъ человѣка испытать можно, — авторитетно кивнулъ головой Анархистъ, какъ бы одобряя этимъ поясненія вора. — Тоже и въ нашемъ дѣлѣ не безъ опаски, не сразу бросаемся на человѣка: вотъ, молъ, тебѣ полное довѣріе! А только, что касаемо соціалъ-демократовъ, такъ тутъ, опять таки говорю, не въ испытаніи дѣло. Совсѣмъ другое тутъ. За людей они насъ не считаютъ. Вы, вотъ, говорите: они противъ богатыхъ? — обратился онъ ко мнѣ.

— Да, конечно.

— А мы, какъ по вашему: за богачей что ли стоимъ?

— Думаю, что вамъ нѣтъ никакого резона за богатыхъ стоять.

— «Нѣтъ никакого резона!» — Это ты правду сказалъ! — перешелъ онъ на ты. — А только это нужно понять. А они этого то и не понимаютъ. Тутъ у нихъ въ этомъ самомъ мѣстѣ, какъ будто, винтика одного не хватаетъ. И они противъ богатыхъ, и мы этихъ толстопузыхъ въ полной мѣрѣ готовы на осинѣ повѣсить! Кажись бы намъ вмѣстѣ надо итти? А они противъ насъ…

Но гдѣ же противъ васъ то? До сихъ поръ, кажется, этого не было. Сколько я могъ понять васъ, соціалъ-демократы съ излишней недовѣрчивостью отнеслись къ вамъ, но не больше! — возразилъ я.

— «Съ излишней недовѣрчивостью!» Такъ вѣдь я говорю про то, что было лѣтомъ прошлаго года (1905-го), когда я только что повернулся въ Москву. А потомъ, осенью и не то было. Вы въ Москвѣ то бывали? — обратился онъ съ вопросомъ ко мнѣ.

— Бывалъ.

— Хитровъ рынокъ знаете?

— Знаю немного: видѣлъ и слышалъ.

— Такъ знаете, какой тамъ народъ обитаетъ?

— До извѣстной степени представляю…