— Прежде всего, конечно, отрицаніе владѣнія частной собственностью, а затѣмъ и отрицаніе необходимой для охраны этой собственности организаціи общества.
— Такъ, правильно! — и Андрей Ивановичъ откинулся на спинку стула. — Отрицаніе собственности и охранителя этой собственности — государства!
А что есть истинный анархистъ? — перекачнулся онъ на стулѣ и опять въ упоръ уставился на меня.
Я расхохотался.
— Это ужъ экзаменъ изъ катехизиса!..
— Пусть такъ! — нисколько не смущаясь, серьезно продолжалъ Андрей Ивановичъ. — Пусть будетъ урокъ или экзаменъ изъ катехизиса… анархистскаго! что есть истинный анархистъ?
— Полагаю, что истиннымъ анархистомъ является всякій, пріемлющій ученіе анархизма во всей его полнотѣ.
— То есть? — не отставалъ Андрей Ивановичъ.
— То есть, всякій, отрицающій собственность и принудительную общественную организацію.
— А чѣмъ можно проявить сіе отрицаніе?
— Непризнаніемъ собственности и неподчиненіемъ принудительной организаціи…
Такъ, вѣрно. А когда воръ крадетъ, совершаетъ ли онъ актъ признанія собственности или же, напротивъ, совершаетъ актъ отрицанія правъ собственника?
— Полагаю, что послѣднее?
Отсюда, что есть воръ?
— Въ такой постановкѣ вопроса выходитъ, что онъ анархистъ, — пошелъ я на встрѣчу выводамъ Андрея Ивановича.
— Только въ такой постановкѣ? А въ иной? А въ иной получается нѣсколько иное.
— Что именно получается?
— Получается, что недостаточно еще украсть и тѣмъ нарушить право отдѣльнаго собственника, похитивъ его собственность, — нужно еще идейное непризнаніе правъ собственности, а отсюда и планомѣрная борьба съ организаціей, охраняющей эти права.
— И изъ сего слѣдуетъ?
— Изъ сего слѣдуетъ, что украсть и проѣсть или пропить украденное и вообще потребить, не значитъ еще быть анархистомъ.
Я думалъ, что называется, убить своего экзаменатора этимъ выводомъ. Но оказалось, что не только не убилъ, но, повидимому, доставилъ ему полнѣйшее удовлетвореніе.
— Вотъ! — обратился онъ къ Анархисту и Чиновнику. — Это самое я вамъ и говорю: украсть да сожрать — это и собака можетъ! А ты — человѣкъ! И коли ты воръ, такъ ты долженъ знать свое мѣсто въ жизни. А мѣсто то это тебѣ сама жизнь указываетъ отъ рожденія… Анархистомъ ты долженъ быть до мозга костей. Анархизмъ — это твой богъ, твоя религія, твоя единственная защита, твой единственный путь спасенія, единственная дверь въ твой будущій рай! Воруй, но знай, почему ты воруешь, а не для утробы и не для глотки или глупаго бахвальства: «у меня, молъ, деньги есть, такъ смотри, что моя нога хочетъ!..» Этимъ ты уподобляешься тому же собственнику, и не анархистъ ты въ такомъ случаѣ, а самый послѣдній человѣкъ, уподобляющій себя собакѣ, которая стащитъ кусокъ и сожретъ за угломъ, поджавши хвостъ. Такъ я говорю?
— Такъ, — отвѣтилъ Анархистъ, склонивъ голову на руку. — Такъ. Собаки и жизнь наша собачья, всякая палка на насъ годится… И только лѣнивый насъ не бьетъ. А все потому, что сами себя понимать не можемъ, и всѣ врознь идемъ, другъ у друга кусокъ вырываемъ, изъ за послѣдней кости готовы передраться…
— Тоже и насъ очень то винить нельзя, — нѣсколько обидчиво заговорилъ Чиновникъ. — Тоже и въ наше положеніе войти надо. Жрать то, вѣдь тоже нужно, какъ тамъ ни говори!
— Я не виню васъ, милый человѣкъ! — какъ то особенно тепло обратился къ нему Андрей Ивановичъ. — И васъ и никого не виню: «не судите, да не судимы будете»… Никто не имѣетъ права судить другихъ. Человѣкъ самъ себѣ судья въ своей совѣсти. Иного суда не должно быть. И если ты самъ себя не винишь, то и я тебя не виню. А я только говорю: оглядитесь вокругъ себя! На какое мѣсто поставила васъ жизнь? Она васъ поставила на мѣсто враговъ собственности и собственниковъ… И кромѣ этой
вражды у васъ нѣтъ ничего больше, никакихъ путей, никакихъ средствъ. Все у васъ въ этомъ и ничего кромѣ этого. А если это такъ, то и нужно быть разумными существами, а не растрачивать послѣдняго зря, безъ ума…
— Что же, мы развѣ… Мы всей душей къ вамъ, Андрей Ивановичъ! — потянулся черезъ столъ совсѣмъ уже захмелѣвшій Анархистъ. — Къ примѣру сказать, хоть бы я… Что я такое былъ, пока не повстрѣчался съ вами?
А теперь я готовъ, хоть сейчасъ, на смерть, чтобы, значитъ, по настоящему, какъ лучше для всѣхъ? Сейчасъ рѣжь меня на куски!..
Зачѣмъ на куски рѣзать! — остановилъ его Андрей Ивановичъ. — Этого совсѣмъ не нужно. Ты самъ на свое собственное положеніе разумно взгляни, и этого достаточно. Остальное приложится… Помнишь, какъ Соломонъ въ древности: «Дай мнѣ, говоритъ, Господи, мудрость»… А остальное приложится. Коли будешь мудръ, то и все у тебя будетъ, и благородство души, и справедливость, и любовь къ ближнему, и счастье. «Будьте мудры какъ зміи и кротки какъ голуби!» — говоритъ Христосъ, потому что одно безъ другого не бываетъ. Мудрецъ всегда кротокъ, а глупецъ — золъ. Глупость — самое большое зло и самое большое несчастье всего человѣчества. Христосъ это зналъ и прежде всего старался насадить мудрость и разсѣять тьму глупости и злобы.