От воровства к анархизму

— Эхъ! Мудрость! — стукнулъ кулакомъ по столу Анархистъ. — Гдѣ ее намъ набраться! Съ из дѣтства мы въ темнотѣ да въ грязи, между свиньями да въ собачьихъ конурахъ. Отъ нихъ что ли мудрости наберешься! А умные то люди отъ насъ, какъ отъ чумы бѣгутъ… Бѣжитъ да еще отплевывается. Я вотъ до 35 лѣтъ дожилъ, а съ настоящими то людьми, у которыхъ настоящій свой умъ есть, всего полгода какъ сталъ разговаривать. А то всю жизнь… слѣпецъ слѣпцу ногу подставляетъ!..

— И оба падаютъ. — подхватилъ Андрей Ивановичъ.—

Но Анархистъ уже не слушалъ его; онъ, раскачиваясь на нетвердыхъ ногахъ, размахивалъ руками, какъ птица крыльями, и выкрикивалъ:

— Самые несчастные и послѣдніе мы люди! Нѣтъ меньше насъ! Всякій надъ нами набольшій! А мы!..

Качающаяся его фигура какъ будто плавала въ табачномъ дыму и тонула въ его волнахъ, безпомощно взмахивая руками.

— Скажи, милый человѣкъ!.. Андрей Ивановичъ! Скажи по душѣ, по совѣсти могу я называться анархистомъ? Въ полной мѣрѣ, значитъ, чтобы въ аккуратъ было!

— Коли ты чувствуешь желаніе въ душѣ, значитъ будешь анархистомъ, — звенѣлъ надтреснутый, но спокойный голосъ Андрея Ивановича.

— Чувствую! — билъ себя въ грудь Анархистъ. — Вотъ, сейчасъ подохнуть мнѣ, чувствую! Такъ чувствую!.. Андрей Ивановичъ! вотъ каковъ ты для меня человѣкъ!.. Лучше отца родного.

— Анархистъ! А ты погоди, пріостановись малость! — лѣзъ къ нему Чиновникъ.

— «Анархистъ!» Ты меня анархистомъ называешь? Дай я тебя поцѣлую за это! Первый другъ ты, послѣ этого, будешь мнѣ!

И Анархистъ лѣзъ къ Чиновнику цѣловаться.

— Андрей Ивановичъ — а потомъ ты!.. Втроемъ мы такихъ дѣловъ надѣлаемъ!.. Только бы мнѣ вотъ голову другую… мудрую!

И онъ склонилъ голову на столъ.

ГЛАВА IX

На другой день, рано утромъ я сидѣлъ на краю днища разломанной бѣляны и смотрѣлъ на мутныя волны полноводной еще въ это время года Волги.

Сзади за плечо кто-то меня тронулъ. Я обернулся. Это былъ Андрей Ивановичъ.

— А я искалъ васъ.

— Чѣмъ могу служить?

— Вы чай пили уже?

— Нѣтъ еще. Вотъ засмотрѣлся на Волгу. Какая она на видъ полноводная, а… плавать по ней нельзя: порядочный пароходъ постоянно на мель садится.

— Волга такая же, какъ и все въ жизни, — задумчиво, съ грустной ноткой, отозвался Андрей Ивановичъ. — Посмотрите на міръ! Какъ онъ прекрасенъ и богатъ, а люди въ этомъ мірѣ въ слезахъ тонутъ и пухнутъ съ голоду, а красоты и не замѣчаютъ… Злоба и ненависть закрываютъ отъ нихъ красоту земли, и обиліе плодовъ земныхъ пропадаетъ даромъ.

Мы направились въ чайную.

— А Анархиста вы видѣли сегодня? — спросилъ я его.

— Нѣтъ, не видѣлъ. А что?

— Такъ, любопытный типъ…

— Типъ! — съ раздраженіемъ перебилъ меня Андрей Ивановичъ. — Какіе вы, господа интеллигенты! Въ человѣкѣ вы только «типъ» замѣчаете, живой души не видите. Предъ вами человѣкъ умираетъ въ мукахъ души, а вы: «любопытный типъ!..»

— Простите, Андрей Ивановичъ! Я вовсе не это хотѣлъ сказать. Это такъ ужъ, привычное выраженіе сорвалось…

— Привычное выраженіе! А за нимъ и привычное отношеніе къ людямъ! — не унимался Андрей Ивановичъ. — Люди для васъ — это пѣшки, безчисленное множество бездушныхъ пѣшекъ, которые вы, для своего удобства, раздѣляете на разряды, на типы: типъ страдающихъ, типъ унылыхъ, типъ веселыхъ, типъ неунывающихъ… И всѣ для васъ одинаково безразличны, никакого чувства въ васъ не вызываютъ, потому что существованіе типа страдающихъ столь-же закономѣрно и въ порядкѣ вещей, какъ и типа самодовольныхъ. Они имѣютъ для васъ только научный интересъ, а наука въ свою очередь занимается легализаціей типа страдающихъ и голодныхъ. Такъ, молъ, должно быть и иначе не можетъ быть… Нехорошо это!

Въ чайной никого почти не было, когда мы пришли. Мы заняли столикъ у окна съ видомъ на Волгу; намъ подали двѣ пары чаю и хлѣба.

— А на счетъ Анархиста, если хотите знать, такъ это несчастнѣйшій человѣкъ, — какъ бы продолжая разговоръ, началъ Андрей Ивановичъ. — И хорошій онъ человѣкъ, хотя и воръ. Онъ изъ тѣхъ воровъ, вотъ… что одесную Христа былъ распятъ. У него душа большая и совѣсть чуткая, и на справедливость онъ падкій. Доля только у него несчастная. На улицѣ онъ родился, на улицѣ воспитался и выросъ, среди воровъ и проститутокъ. И кромѣ этой компаніи во всю жизнь свою ничего не видѣлъ. И въ тюрьмѣ и на волѣ,— все одна и та же компанія…

— Андрей Ивановичъ, — перебилъ я его. — Скажите: неужели вы серьезно ведете пропаганду анархизма среди воровъ?

— Пропаганду анархизма? — переспросилъ онъ и на минуту задумался. — Это, знаете, что считать пропагандой? По моему, собственно, тутъ никакой пропаганды не нужно: воръ по самому своему положенію долженъ быть анархистомъ.

— А мнѣ кажется, какъ разъ обратно: воръ не можетъ быть анархистомъ.

— Почему же это вамъ такъ кажется? — довольно таки пренебрежительно спросилъ онъ. — Потому что онъ воръ? Презрѣнный человѣкъ, преступникъ противъ заповѣди Моисея? Такъ это, батюшка мой, одинъ предразсудокъ. Анархистъ ничего этого не признаетъ..-.

— Андрей Ивановичъ! — остановилъ я его. — Мы говоримъ объ анархизмѣ, а не объ анархистахъ. А это разница.