От воровства к анархизму

— Почему, вы, Кузнечиковъ, сдѣлались экспропріаторомъ? — какъ то спросилъ я его, когда онъ. пришелъ къ намъ въ камеру «за книжкой».

Онъ сначала не нашелся что отвѣтить на мой вопросъ, какъ то даже, какъ будто, растерялся, а потомъ весь оживился, обвелъ камеру глазами и проговорилъ, запинаясь.

— А вотъ… что бы… этого всего не было.

— Тюремъ? — переспросилъ я.

— Не однихъ тюремъ, а всего этого…

— Строя?

Онъ не понялъ моего вопроса. Я объяснилъ.

— Вотъ, вотъ! — обрадовался онъ.

— Но какимъ образомъ, вы думали достигнуть этого помощью экспропріацій? Вы къ какой нибудь партіи принадлежите?

Онъ замялся.

— Не знаю.

— Не знаете, значитъ не принадлежите.

Одинъ… тутъ… знакомый говорилъ мнѣ, что я анархистъ.

Я улыбнулся.

— А онъ кто, этотъ знакомый?

— Онъ по воровской части. Ну, только онъ особенный воръ.

— Чѣмъ же онъ особенный?

— А онъ говоритъ: воры — это исконные революціонеры, потому — ни правительства, ни собственности не признаютъ. И ежели умный человѣкъ, то онъ не долженъ стыдиться своего (воровского) ремесла, а долженъ гордиться имъ… онъ не для себя только воруетъ или, тамъ, экспропріируетъ, а для всѣхъ…

— Какъ это для всѣхъ?

— А такъ, это, будто, видимость только, что для себя. Вродѣ, вотъ, какъ въ деревнѣ: мужикъ волка или медвѣдя убилъ, шкуру продалъ, и деньги себѣ въ карманъ положилъ. По видимости оно выходитъ, какъ будто, для себя убилъ, а оно, между прочимъ, всю деревню отъ волка или медвѣдя ослобонилъ. Такъ, будто, и тутъ тоже самое. Воруетъ человѣкъ или экспропріируетъ, деньги себѣ беретъ, а оно выходитъ, что капиталъ, будто, этимъ изничтожаетъ и всѣхъ людей освобождаетъ изъ… изъ… какъ его?

— Изъ подъ гнета капитализма что ли?

— Да… вотъ отъ всего этого… тюремъ, чтобы не было, чтобы не одни богатые, а чтобы всѣмъ хорошо было.

— А вы какъ думаете: можетъ это быть?

— Можетъ, ежели, значитъ, всѣ…

— Что всѣ?

— Экспропріировать будутъ и…

— И воровать?

— Д — да… всячески, значитъ изничтожать капиталъ.

— А когда изничтожатъ?

— Тогда, значитъ, на волѣ всякій своимъ дѣломъ займется… и будутъ жить хорошо, по божески…

И онъ съ облегченіемъ вздохнулъ, радуясь, очевидно, завершенію программы освободительнаго изничтоженія капитала.

Мнѣ признаться очень хотѣлось оставить его въ этомъ пріятномъ заблужденіи.

— Вѣдь онъ жизнью платится за эту мечту! — промелькнуло у меня въ умѣ.

Но привычка доводить разговоръ до логическаго конца взяла верхъ надъ человѣколюбіемъ, и я спросилъ:

— А какимъ своимъ дѣломъ каждый займется?

•— Каждый своимъ, — спокойно отвѣтилъ онъ, — къ примѣру, крестьянинъ будетъ крестьянствовать, плотникъ, тамъ, избы строитъ…

— Но, вѣдь, всѣ будутъ экспропріаторами и ворами, и никто никакого дѣла не будетъ знать.

Экспропріаторами это только пока… Вродѣ вотъ какъ я: былъ матросомъ, потомъ экспропріаторомъ, — а все же я своего коренного то дѣла, работы то не забылъ… когда все кончится, я за него и возьмусь опять… землю значитъ, пахать…

— Такъ, значитъ, вы думаете, что все это окончится очень скоро?

— Ну, не такъ ужъ скоро… А такъ годковъ въ пять порѣшить можно, — увѣренно заявилъ онъ. — Это, какъ народъ… Ежели всѣ сразу, то скоро. Вотъ теперь уже за это дѣло сколько людей берутся! И гимназисты, и студенты, и мастеровой народъ, и такъ, изъ крестьянъ которые…

— Вы думаете, что съ каждымъ днемъ за экспропріаціи будутъ браться все больше и больше людей?

— Знамо дѣло! Какъ же иначе то? Это такъ и тотъ… воръ то говорилъ: сначала, говоритъ, немного, а потомъ больше, а потомъ валомъ повалятъ…

— А не думаете вы, что… затянется? Сначала валомъ повалятъ, а потомъ отхлынутъ? Вотъ, какъ съ аграрными безпорядками было?

— Нѣтъ, тутъ этого не будетъ! — тряхнулъ онъ головой. — Тутъ совсѣмъ иная статья.

— Чѣмъ же она иная то?

— А тамъ, видите ли, деревня, а тутъ городъ… тутъ народъ понимающій… тутъ, скажемъ, тѣ же воры: они всѣ ходы и выходы знаютъ, — а отъ нихъ, значитъ, и остальные обучатся.

— Но, вѣдь, воры всегда существовали, съ начала вѣковъ! однако, и до сихъ поръ они не разрушили капиталистическаго строя?

— А это, будто, потому, что они раньше врознь все, каждый самъ по себѣ… А теперь будутъ вмѣстѣ, сообща… ну, и раньше они одни были, немного ихъ было, а теперь къ нимъ и другіе прочіе…

— Присоединяются?

— Да… И, значитъ, какъ это все устроится, ну, тогда все и пойдетъ…

— Что устроится?

— А, вотъ, союзы тамъ, чтобы помогать другъ другу.

— А если не будетъ никакихъ союзовъ?

— Какъ не будетъ! Уже теперь по мѣстамъ есть. Вотъ, къ примѣру, въ Варшавѣ, такъ тамъ очень даже хорошо это устроено. Помогаютъ другъ — другу и все сообща… Какъ не будетъ! Все будетъ!.. Вотъ, дайте только срокъ, еще маленько!..

И онъ пошелъ изъ камеры своей развалистой походкой.

— Вотъ и разувѣрь его! — недовольно проворчалъ мой сожитель по камерѣ соціалъ демократъ. — Эти анархисты имъ голову вскружили.

— Вы думаете: анархисты ведутъ ихъ за собой?

— А кто же еще?

— Мнѣ кажется, что они уже тянутъ за собой анархистовъ.

— Какъ это?