От Второго Иерусалима к Третьему Риму. Символы Священного Царства. Генезис идеократической парадигмы русской культуры в XI–XIII веках.

С началом XVI века фигура Владимира Мономаха приобретает особое значение для русского самодержавия. Московские государи начинают смотреть на него не только как на своего родоначальника. В официальной политической идеологии окончательно принята концепция, согласно которой Московское государство является наследником Византийской империи («Москва – Третий Рим»), Владимир Мономах рассматривается в рамках данной концепции в качестве лица, через которого московские государи получили от византийских императоров царский венец и фактически харизму царской власти со всеми вытекающими из этого факта обстоятельствами. А обстоятельства эти таковы, что царская харизма, делающая императора архиереем, «епископом внешних церковных дел», позволяла средневековому сознанию легитимно рассматривать его как звено в цепи царей, которые от Мелхиседека до Давида, от Давида до Августа и от Августа до Константина исполнили, сознательно или бессознательно, свою миссию в домостроительстве спасения христианского народа. Это тем более справедливо, если учитывать, что византийские императоры, обосновывая легитимность и сакральный характер своих властных полномочий, почерпали ее в символах и образах ветхозаветного Давидова царства. В «Книге церемоний», составленной в X столетии, помазание, упомянутое в аккламациях, есть такое помазание, которое Бог непосредственно дарует императору. Каноник Вальсамон утверждал, что Господь собственноручно обновляет завет, заключенный некогда с Давидом, с пришествием каждого нового ромейского императора.

«Так, от XIII в. до нас дошла заметка на полях рукописи, без сомнения принадлежащая Иоанну Хиласу, который в связи с арсенитским расколом причисляет привилегии, дарованные Церковью императорам в придачу к свободному выбору своих духовников. За ними признается священнический характер их служения, уподобляющий их епископам: перед венчанием на царство они, как епископы, подписывают исповедание веры; они помазываются миром, что соответствует возложению Евангелия на главу рукополагаемого епископа; они причащаются в алтаре, как священники, по крайней мере в день венчания на царство, они совершают каждения, творя кадилом крест перед престолом. Они обладают также и правовой властью в Церкви: утверждение и подпись соборных определений и канонов, иерархическое изменение порядка кафедр, право разрешать епископам совершать литургию вне границ своей епархии в присутствии местного епископа. Наконец, и это главное, они назначают патриарха, главу и отца всей Церкви»[81] [81].

До самого своего исторического конца Византия верна лозунгу: «Церковь и Империя – едины!» Эта мысль глубоко укоренится в идеологии православных народов и получит особое звучание на Руси. Необходимо помнить, что византийское идеологическое наследие далеко не всегда воспринималось на Руси непосредственно, но зачастую претерпевало существенную трансформацию под влиянием местных культурно-исторических условий и политических традиций. Владимир Мономах воспринимался русским средневековым сознанием как государь, получивший всю полноту царской харизмы через получение священных регалий из Византии, но его законные права на верховную власть определялись его принадлежностью к правящему роду, к потомкам Рюрика и Владимира Крестителя.