От заката до рассвета

Она делает тяжелый вздох и шумно сглатывает. Я смотрю ей ровно в лицо и вижу, как дергается правое веко.

— Этот день однажды должен был наступить, — говорит с горечью и достает сигарету из пачки, что лежит на столе рядом с ней.

Я тоже достаю из сумочки сигарету. Чего стесняться? С ней я могу быть самой собой, с ней мне не надо строить из себя приличную дочь четы Готье. Я такая же, как и она: шалава, потаскуха и вот это все, как сказала Элайза.

— Полагаю, у тебя ко мне много вопросов? — спрашивает, выпуская дым.

— Да.

— Я забеременела тобой в 19 лет. Меня тогда только-только взяли в «Мулен Руж». Я очень испугалась, что потеряю работу, поэтому собиралась сделать аборт. Но как-то так вышло, что я затянула с ним. То одно, то другое. То с репетиций не отпускали, то нужно было подменить уволившуюся напарницу, то врач, который должен был делать мне аборт, вдруг заболел. В общем, все время что-то мешало, и в итоге я пропустила допустимый срок, когда можно избавиться от плода. Пришлось рожать тебя. Еле-еле договорилась с тогдашним директором кабаре, чтобы отпустили меня на полгода. Мне повезло, что у меня тогда получалось танцевать лучше всех, и клиенты меня любили. Поэтому директор отпустил меня в этот незапланированный отпуск. Но воспитывать тебя у меня не было ни сил, ни времени, ни возможностей. Поэтому я просто позвонила Пьеру и сказала, что у него родилась дочь и чтобы он ее забрал. Он сделал анализ ДНК, который показал, что я действительно родила тебя от него, и я отдала ему тебя. Вот и вся история. Я ответила на твои вопросы?

Я затягиваюсь и выпускаю дым.

— Остался еще один. Зачем ты назвала меня, как себя?

— Я не знала, какое имя тебе дать, поэтому дала свое. А что? Оно тебе не нравится?

И в этот момент мне становится так противно. И не только от того, что в моих венах течет кровь этой падшей женщины, но еще и от того, что я ношу ее имя.

Мэриэн.

Сейчас я, как никогда, рада тому, что меня все вокруг зовут Кнопкой. Лучше прозвище, чем такое же имя, как у нее.

Я ничего ей не отвечаю. Молча встаю со стула и направляюсь к выходу, чувствуя спиной ее взгляд. Когда я берусь за ручку, напоследок оборачиваюсь к ней. Секунду мнусь в нерешительности, но все же произношу:

— Очень жаль, что у тебя не получилось сделать аборт.

Когда я выхожу за дверь, я уже точно знаю, что больше не буду танцевать никогда в жизни. Ни ради кого.

Глава 21. Мой грех

POV Егор

Наши дни

— Почему ты так реагируешь на мои слова? И почему ты не танцевала 10 лет?

Селеста быстро отворачивает голову, и я догадываюсь, что она пытается скрыть выступившие слезы. А затем и вовсе говорит с сильной горечью и сумасшедшей болью в голосе:

— Потому что 10 лет назад я узнала, что моя родная мать была танцовщицей «Мулен Руж».

— И что в этом такого?

Она поворачивается ко мне, вытирая слезы, бегущие по ее лицу ручейками.

— Как это и что? Она была падшей женщиной, любовницей моего отца. Родила меня, потому что не успела сделать аборт, и отдала меня на воспитание в семью папы, у которого на тот момент уже была жена и дочка.

Я тянусь ладонями к ее лицу и помогаю Селесте вытереть слезы.

— Не плачь, — тихо говорю, а затем притягиваю ее к себе на плечо и мягко целую в макушку. — Мы не в ответе за наших родителей. И какая разница, кто твои родители? Ведь главное, кто ты.

— Я такая же, как и моя мать.

— Селеста, я не знаю, какая у тебя мать, но ты — просто замечательная девушка.

— Ты не знаешь меня.

— Я не знаю твою биографию. Но тебя я знаю. Ты прекрасная, волшебная, замечательная… — я аккуратно вожу ладонью по ее волосам и спине. — Ты невероятная. Ты просто мечта, Селеста.

— Она собиралась сделать аборт. Меня не должно было быть.

Я вздыхаю. Вот зачем она умышленно занимается самобичеванием?

— Знаешь, меня тоже не должно было быть. Мои родители не планировали третьего ребёнка, насколько мне известно. Но когда мать забеременела, она решила оставить меня в надежде, что будет девочка. Два сына у них с отцом уже были. Но родился третий сын. И, знаешь, я из-за этого как-то не страдаю.

Она отстраняется от моего плеча и недоуменно смотрит.

— Тебе не обидно, что ты нежеланный ребёнок?

— Мне вообще по фиг!

— Почему?

— А почему я должен из-за этого переживать? Любили меня не меньше моих братьев. Даже, может быть, больше, потому что я был самым младшим.

— А меня не любили, — говорит с горечью.

Я уже теряю терпение, но стараюсь держать себя в руках. Вот зачем она занимается ковырянием в прошлом?

— Селеста, если тебя не очень любили в твоей семье, это не значит, что тебя вообще никто не любил и не любит до сих пор. У миллионов людей на земле плохие отношения с родителями. У кого-то они с детства плохие, а у кого-то они по ходу жизни портятся. Но все равно есть люди, которые любят и принимают тебя такой, какая ты есть. У меня вот с моей мамой отношения в последнее время стали хуже, потому что она слишком сильно лезет в мою личную жизнь, и меня это раздражает.

Селеста шумно вздыхает и снова укладывает голову на мое плечо.