Грегор собирался в академию. Всё-таки будет хоть какое-то занятие. Вернуться домой он не мог, не сейчас. Библиотека, гостиная, столовая, а, главное, её комната — всё напоминало о Кее. Он просто не мог изо дня в день просыпаться там и смотреть на пустые стены, а в каждом дуновении ветерка видеть её голос. Прав дядя, так недолго и с ума сойти. Он отправил письмо мадам Берс с объяснением причин и просьбой прислать всё необходимое, но не сюда, не к Андриусу, а в академию. Ему вполне хватит и комнаты в общежитии сейчас. Дядя спорить не стал, только похлопал по плечу и молча ушёл. Он и правда иногда раздражал. Грегор хотел побыть один, постоянно один, но он знал, что Андриус всегда рядом, всегда наблюдает. Да и преподавать то ему предложил лишь для того, чтобы он был на виду, с людьми. Волнуется. Хорошо, что хоть кто-то переживает за него…
Дома сидеть было невыносимо, пусть даже и у дяди. Поток мыслей не останавливался ни на минуту. Грегор накинул пальто и шляпу и сказав дяде, что скоро вернётся, вышел в сад. Если Андриус хочет — пусть следует за ним. Он сам не понял почему, но ноги несли его прочь от дома. Хотелось идти и идти, не зная отдыха. Здоровье вроде бы восстановилось, хотя обожжённая нога временами побаливала, да и глаза уже видели как раньше, но что толку? Правда, дядя говорил, что у него появились седые волосы, а ещё шрам от ожога на лице, но он не смотрелся в зеркало. Зачем это ему нужно? Он уходил от дядиного дома и от жилых кварталов Гарлетона, в поля, некогда покрытые вереском, а теперь стоявшие голыми, грязными, с пожухлой травой и редкими островками снега. Что он искал? Грегор сам не мог бы дать на это ответа. Он просто хотел отдохнуть, побыть один в тишине, убежать от мыслей, и шёл, всё ускоряя и ускоряя шаг. Дорога была почти пустая, хотя пару раз мимо него прошли несколько человек, но он даже не обратил на них внимания, полностью погружённый в свои мысли. Очнулся Грегор, как от удара, лишь когда услышал:
— Здравствуй Грег! Давненько не виделись! — он поднял глаза. Перед ним стоял Элси, собственной персоной. На его лице застыла улыбка, а в глазах — злобное торжество, да такое явное, что даже он, рассеянный профессор, смог его заметить.
— Добрый день.
— Я слышал, что случилось. Соболезную.
— Спасибо, — Грегор поморщился. Своими соболезнованиями Элси словно заново разрывал, начавшие было срастаться, края раны. Лучше бы он не говорил об этом.
— Зато ты сейчас волен жениться ещё раз, выждав, конечно, положенное время для траура, вот только согласится ли на это теперь какая-нибудь девушка — большой вопрос. Впрочем, мы все тебе сочувствуем. Это так печально, — Элси скорчил грустную мину. — В Гарлетоне только и разговоров, как о том, что миссис Рихтер сбежала с молоденьким, да прихватила свадебные бумаги. Предприимчивая жёнушка у тебя оказалась. А я ведь говорил, что она тебе рога наставит, — и он улыбнулся, мерзко, злобно. — Но, я думаю, у тебя хватит ума не сильно тосковать по ней.
Грегор не понял, что произошло в следующую секунду. Мир словно раскололся от ярости. Да как он смеет так говорить о Кее! Элси завопил держась за разбитый в кровь нос, а Грегор с удивлением разглядывал свою руку, которая только что нанесла удар. Она была сжата в кулак, и на нём виднелась кровь. Так и надо! Они не смеют её обижать даже мёртвую!
— Я всё, всё расскажу! Я заявлю в службу правопорядка! Мне не важно, что твой дядя лорд, и лордов свергали! Что ты себе позволяешь?! Кто ты такой?! Я найду тебя! — Кричал Элси, брызгая слюной. Кровь стекала по рукаву его белоснежной рубашки, а он зажимал нос, надеясь остановить её. Он выглядел откровенно жалко, и Грегор почувствовал как ярость уходит, сменяясь брезгливой жалостью.
— Никогда не смей так больше отзываться о моей… покойной, — он осёкся, произнеся это слово, — жене!
— Отомщу, я тебе отомщу! — По-прежнему вопил Элси.
Грегор отвернулся от него и пошёл прочь, обратно к дядиному дому. Сломанный нос, это не рука. Элси сам доберётся до дома. А в нём ещё горел отблеск мимолётного пожара, словно сжигая насквозь. Он разжал кулаки и несколько раз медленно вдохнул успокаиваясь. Весь Гарлетон говорит о них, жалеет его и осуждает её. И ни один, ни один не подумал о том, чтобы помочь, чтобы спасти её! Кея умирала бы у них на глазах, а они осуждали бы её, вместо того, чтобы просто протянуть руку помощи. Как это отвратительно! А потом на место ярости, пришла боль, почти физическая. Он сказал о Кее, как о «покойной жене». Её больше нет. Она умерла. Грегор остановился и застонал. Умерла. Невыплаканная боль за все эти дни обрушилась на него, сметая. Он, качаясь, словно пьяный, добрёл до дядюшкиного сада и там, обессиленный, привалился к стволу дерева. Слёзы покатились по щекам. Впервые за много лет. Он не плакал даже, когда умерла матушка, но сейчас не мог удержаться. Кеи больше нет. Нет!
ГЛАВА 19