От золотого тельца до «Золотого теленка». Что мы знаем о литературе из экономики и об экономике из литературы

Основная причина успеха реформы – оздоровление государственных финансов. В 1924–1925 годах дефицит составлял не более 6% расходов бюджета и был покрыт путем займов и выпуска разменной монеты. Большую роль сыграла денатурализация экономики, повысившая спрос на деньги. Положительным явлением было и резкое обесценивание совзнаков: они стали крайне неудобным платежным средством, и червонцы не только заменили их как средство накопления, но и вытеснили из оборота. За полтора года параллельного обращения новая валюта доказала свою устойчивость и завоевала доверие экономических субъектов, и после реформы, когда стали обращаться только выпускавшиеся очень ограниченно и вызывавшие доверие деньги, рост цен был не выше темпа эмиссии. Вводя новую денежную единицу на рынке, где оно имеет контроль над ее ценностью, государство может убедить экономических агентов в серьезности намерений стабилизировать денежное обращение. Замещение быстро инфлирующей валюты стабильной по мере роста спроса на нее обеспечило правительству необходимый сеньораж на период реформы и дало средство для стабилизации.

Уникальность реформы, состоявшая в наличии периода параллельного обращения, связана и с идеологией государства диктатуры пролетариата. Червонцы не были легальным средством обращения и, как правило, не могли использоваться в частных контрактах. Частные кредиторы не были обязаны их принимать, да и опасались. Высокие номиналы исключали их попадание в розничную торговлю. Червонцы использовались в кредитовании Госбанком и в сделках между государством и госпредприятиями. Пролетарское государство хотело иметь стабильную денежную единицу для своего пользования, которую не мог использовать частный сектор. Оно хотело собирать сеньораж, не облагая инфляционным налогом собственные предприятия, и параллельное обращение было попыткой перенести основную тяжесть налогообложения на частников. Преднамеренно поддерживаемая инфляция совзнаков стала инструментом так называемого первоначального социалистического накопления (по аналогии с первоначальным капиталистическим накоплением у Маркса).

Григорий Сокольников писал, что экспроприация денежного капитала была одной из величайших экспроприаций в ходе революции, так как путем эмиссии в денежном капитале было экспроприировано не меньше, «чем в фабриках, заводах, землях».

Глава двадцать вторая. «Жил на свете частник бедный…». Атмосфера нэпа в советской литературе

Герой рассказа Михаила Зощенко «Прелести культуры» (1927) вышел проветриться. По дороге он встречает знакомых девушек, и те зазывают его в театр. Герой соглашается. В театре пальто нужно сдать в гардероб, и здесь случается конфуз. У героя под пальто только исподнее. Он об этом не подумал, потому что когда в прошлый раз был в театре, никто не раздевался. Но сейчас настаивают: «– Это… не девятнадцатый год – в пальто сидеть». Спасибо нэпу – затопили. Недалекий герой комментирует события так: «Даже вот когда в эпоху военного коммунизма нэп вводили, я не протестовал. Нэп так нэп. Вам видней. Но, между прочим, при введении нэпа сердце у меня отчаянно сжималось. Я как бы предчувствовал некоторые резкие перемены. И действительно, при военном коммунизме куда как было свободно в отношении культуры и цивилизации… сиди, в чем пришел. Это было достижение».

Борис Пастернак в «Докторе Живаго» (1957), описывая начало нэпа, а точнее, события весны 1922 года, говорит о снятии запретов с частной предприимчивости, разрешении свободной торговли «в строгих границах»: «Совершались сделки в пределах товарооборота старьевщиков на толкучем рынке. Карликовые размеры, в которых они производились, развивали спекуляцию и вели к злоупотреблениям. Мелкая возня дельцов не производила ничего нового, ничего вещественного не прибавляла к городскому запустению. На бесцельной перепродаже десятикратно проданного наживали состояния. Владельцы нескольких очень скромных домашних библиотек стаскивали книги из своих шкафов куда-нибудь в одно место. Делали заявку в горсовет о желании открыть кооперативную книжную торговлю. Испрашивали под таковую помещение. Получали в пользование пустовавший с первых месяцев революции обувной склад или оранжерею тогда же закрывшегося цветоводства и под их обширными сводами распродавали свои тощие и случайные книжные собрания».

Почти по Ленину, который в конце 1921 года сказал про нэп: «Вместо товарооборота получилась обыкновенная купля-продажа». Но Пастернак пишет об интеллигенции и о самом начале нэпа, когда голодали почти все. Дальше рыночная экономика начнет очень быстро развиваться.

***