Красная площадь буквально жарилась под мэрилендским солнцем. Билл вошел в административный корпус – гигантский мраморный Христос благословлял всех входящих в холл. Через те же самые двери тридцать лет назад, тоже интерном, вошел сюда отец Билла.
Неожиданно Билл почувствовал шок, его спокойствие раскрошилось на куски, и он вряд ли смог бы дать рациональное объяснение, почему он был там, где он был. Прямо из тени статуи возникла темноволосая девушка с большими ясными глазами, которые смотрели на него ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы нанести удар, а затем с громким «Привет!» она исчезла за дверью одного из кабинетов.
Он все еще глядел ей вслед, пораженный, взволнованный, рассеянный и расплавленный, когда его окрикнул доктор Нортон:
– Сдается мне, я имел честь обратиться к Уильяму Талливеру-пятому…
Билл был благодарен за напоминание о том, кто он такой.
– …проявившему такой неподдельный интерес к девушке доктора Дарфи, – продолжал Нортон.
– Она его девушка? – машинально переспросил Билл. А затем: – О, добрый день, доктор!
Доктор Нортон решил поупражняться в остроумии, которого у него было в избытке.
– Мы знаем наверняка, что дни они проводят вместе, а судя по сплетням, возможно, что и вечера тоже.
– Дни вместе? А мне казалось, что он должен быть сильно занят в это время.
– Так и есть. Дело в том, что мисс Синглтон вызывает у пациента состояние комы, необходимое художнику скальпеля для того, чтобы отсечь внутри все лишнее. Она анестезиолог.
– Понятно. Ну что ж, тогда они… обречены судьбой проводить дни вместе.
– Это можно рассматривать как романтическую ситуацию. – Доктор Нортон посмотрел на него внимательно: – Уже освоились? Можете прямо сейчас приступить к работе?
– Да, конечно.
– Я знаю, что вы должны приступить к работе только завтра, но, с вашего позволения, я дам вам задание прямо сейчас: отправляйтесь в Ист-Майкл, проведите осмотр и составьте анамнез.
– Хорошо.
– Палата 312. Вашего методичного приятеля Шульца я отправил на охоту за другой тайной в соседнюю палату.
Билл поспешил в свой кабинет на верхнем этаже корпуса, облачился в новую белоснежную униформу и разложил по карманам инструменты. В спешке он позабыл, что впервые самостоятельно – без посторонней помощи! – проводит обследование. Выйдя за дверь, он заставил себя успокоиться и придал лицу серьезное выражение. Когда он входил в палату, то выглядел почти как белоснежный ангел – по крайней мере, он очень старался.
В постели, покуривая сигарету, лежал пузатый болезненный мужчина лет сорока.
– Доброе утро! – сердечно поприветствовал его Билл. – Как себя чувствуете?
– Отвратительно, – ответил мужчина. – Вот почему я здесь.
Билл поставил портфель на пол и осторожно приблизился к постели, словно кот к своему первому в жизни воробышку:
– Что вас беспокоит?
– Все. Болит голова, болят кости, не могу уснуть, не хочу есть, меня знобит. Мой шофер переехал меня, то есть приехал меня, ну то есть привез меня, надеюсь, вы поняли.
То есть прямо из Вашингтона сегодня утром. Терпеть не могу этих вашингтонских врачей – только и знают, что разговаривать о политике.
Билл засунул термометр ему в рот и проверил пульс. Затем осмотрел грудь, живот, горло и все остальное. Резиновый молоточек вызвал вялую рефлекторную реакцию. Билл присел рядом с кроватью.
– Готов поменяться с вами сердцами хоть сейчас, – пошутил он.
– Да, все говорят, что сердце у меня превосходное, – согласился человек. – И что вы думаете о последней речи Гувера?
– Мне казалось, вы устали от политики.
– Точно, но, пока вы меня изучали, в голову лез только Гувер.
– Только Гувер?
– И я сам. Что вы выяснили?
– Нужно будет сделать анализы. Однако мне кажется, что вы практически здоровы.
– Я не здоров! – возмутился пациент. – Я не здоров! Я больной.
Билл достал карту и ручку.
– Как вас зовут? – начал он.
– Пол Б. Ван Шейк.
– Ближайший родственник?
В истории болезни не было ничего, что помогло бы поставить диагноз. Мистер Ван Шейк демонстрировал симптомы сразу нескольких детских болезней. Вчера утром он не смог встать с постели, слуга измерил ему температуру и обнаружил, что она повышенная.
Термометр Билла показывал нормальную температуру.
– А теперь мне придется чуть-чуть уколоть ваш большой палец, – сказал он, готовя стеклянные пластинки, и когда процедура завершилась под звук короткого заунывного стона пациента, он добавил: – Еще нам потребуется совсем маленький образец ткани из вашего предплечья.
– Вы добиваетесь, чтобы я расплакался? – возразил пациент.
– Нужно проверить все возможные варианты, – сухо ответил Билл, погружая иглу шприца в мягкую ткань предплечья, что вызвало новый взрыв негодования со стороны мистера Ван Шейка.
Билл автоматически убрал инструменты. У него не возникло ни единой догадки о том, что же может являться причиной болезни, и он укоризненно посмотрел на пациента. На всякий случай посмотрел, не увеличены ли гланды, спросил, живы ли родители, и бросил прощальный взгляд на горло и зубы.
«Глаза слегка навыкате, – записал он в полном отчаянии. – Зрачки округленные и ровные».
– Пока все, – сказал он. – Отдыхайте.