Я не была в этом так уверена, но возражать не стала. Некоторое время мы молча пили чай, глядя сквозь широкое окно на тронутый осенним золотом сад, и перелетного ежа, хлопнувшегося сверху на толстую ветку. Еж свернул полетные перепонки и деловито посеменил вверх по стволу, черным носиком вынюхивая под корой жучков. На растопыренных иголках были наколоты опавшие листья, и ежик явно чувствовал себя невидимым для глаз хищников.
Вот так и я — сейчас невидимка, из всех опасностей — скачки с Хэмишем и тихая домашняя война с экономкой. Но скоро… Скоро все изменится. Я вдруг со всей отчетливостью поняла, что вот таких спокойных моментов — дом, чай, перелетный ежик в саду — больше не будет! А будет…
— Ваше выражение лица позорит наше славное имя. — брезгливо обронила тетушка. — Эдакая кислая мина не подобает последней из Редонов.
Я на миг сжала пальцы на ручке кресла, чтобы удержаться и не сказать что-нибудь в ответ.
— И не тискайте кресло! — тетушка безжалостно доказала, что со зрением у нее все в порядке — от этой хищницы под листиком не спрячешься! — С такой несдержанностью при дворе вы станете легкой добычей.
— Я внимательно слушаю вас, сьера. — заставив себя расслабить пальцы, я улыбнулась.
— Так-то лучше… — старшая графиня одарила меня строгим взглядом, и наконец открыла небрежно брошенный на угол стола толстый конверт. — Как вы, конечно же, знаете, двести лет назад случился заговор королевы Гедвиги, пытавшейся отделить изрядную часть Овернии в пользу родной ей Лутении. С тех пор короли Овернии женятся исключительно на своих подданных, а в нашем милостью Летящей в Ночи и Крадущейся на Мягких Лапах… — тетушка повернулась к полочке с двумя фигурками и привычно взмахнула перед лицом ладонью, будто крылом. Ну или хвостом. — …благословенном королевстве существует такой… скажем деликатно, оригинальный… обычай как отбор невест. — тетушка испытывающе поглядела на меня.
Но я же не маленькая, напоминать сьере графине, что история отборов в нашем королевстве известна даже золотарям и трубочистам. Если тетушке угодно начать разговор от Первохвоста, то упаси Крадущаяся ее перебить! Будешь безжалостно отчитана, обвинена в нежелании учиться, непочтительности и неуважении к старшим… а тетушка все равно скажет, что хотела и как хотела.
— Вы меня слушаете, сьёретта племянница?
— Внимаю со всей почтительностью. — заверила я. — Полагаю, в соседних державах не потерпели бы, чтобы их принцесс… отбирали. Они же не могут все выиграть, а значит, как только одна принцесса будет признана лучшей, остальные неизбежно окажутся хуже. А это уже оскорбление династии.
— Еще бы! — проворчала тетушка, нервно стискивая теплую чашку в ладонях. — Тем более, что первый отбор муж Гедвиги провел весьма быстро, прямо над телом жены. Ткнул окровавленным мечом в визжащих фрейлин… — в голосе тетушки мелькнуло неодобрение — визжать, пусть даже при виде зарубленной царственным супругом королевы, она считала неприличным. Самое большее, что может себе позволить в такой ситуации благородная сьера — упасть в обморок и лежать в нем тихонько, не привлекая внимания вооруженного монарха. — …и сказал: «Грудь, вроде, неплохая, да и мордашка славная, вот ты и будешь королевой!»
Я поглядела на тетушку с интересом — такого я в книгах по истории не читала. Тетушка в ответ только многозначительно улыбнулась уголками губ:
— Их сын, правивший в гораздо более спокойные и благополучные времена, наоборот, подошел к выбору супруги дотошно и внимательно. Настолько, что несостоявшихся кандидаток в королевы потом замуж брать отказывались, пришлось Его Величеству подыскивать женихов бедным девушкам. Некоторые не хотели…
«Женихи? Или девушки?» — мысленно хмыкнула я.
— И те, и другие. — тетушка поглядела на меня неодобрительно. — Следите за лицом, графиня. На нем может быть написано что угодно, но только не то, что вы и вправду думаете.
— Просто раньше вы мне такого не рассказывали!
— При дворе с вами неизбежно произойдет множество такого, чего раньше не происходило. Так неужели всем следует знать, что вы по этому поводу на самом деле думаете?
Как ни противно признавать, но она права. Я старательно устыдилась, но тетушка все равно осталась недовольной:
— Воспитанной сьёретте следует показывать стыд, когда она слышит о всяческих старинных неприличностях. Стыд, а не кошачье любопытство!
Возлежащая на теплом от солнца подоконнике тетушкина пушистая любимица тихонько мяукнула, будто спрашивая, не о ней ли речь.
— Ах, да причем здесь ты! — досадливо отмахнулась тетушка. Кошка поглядела на нее презрительно, давая понять, что уж она-то всегда причем, и снова ткнулась мордой в лапы. — Эти отборы стали, конечно, не единственной, но одной из причин того самого восстания знатных фамилий, во время которого мы лишились старого замка. — тетушка резко отставила чашку и сцепила пальцы.
Я во все глаза уставилась на это почти невероятное для несгибаемой старой дамы проявление чувств.