Отборный жених кн. 2

— Он не будет вас искать! — отрезал он и наклонился еще ниже, так что я почувствовала его дыхание на своей шее.

Дверь тайного хода распахнулась и оттуда галдящей толпой вывалились сьёретты:

— А тут я и говорю… — пронзительным фальцетом верещала Амелия и без всякого перехода. — О, сьёретта Оливия, а чего это вы делаете тут, когда давно пора уже делать там?

— Нет, это что вы здесь делаете, сьёретты! — гневно вскричал Белор-старший, разжимая, наконец, хватку на моем запястье.

— Мы ищем зеркало, монсьер! К сожалению, устроители отбора не озаботились обеспечить ничего, что нужно благородным сьёреттам. — с достоинством сообщила Камилла. — Ни водой…

— Ни постелями. — меланхолично заметила Стеффа.

— Прислугой!

— Да вообще ничем! А вроде старые уже люди, у самих дети, внуки — понимать должны!

Белор начал наливаться дурной кровью, когда Амелия вдруг подозрительно прищурилась:

— Или вы просто тут все обнищали в край?

— Монсьер позволит нам воспользоваться хотя бы тем немногим, что может предложить дворец? — с укоризненной печалью вздохнула Камилла.

Белор сдавленно рыкнул, бросил на меня бешенный взгляд, повернулся на каблуках и зло топча каблуками паркет, пошагал прочь.

— Спасибо… — с облегчением выдохнула я. — А… Малена где?

— Папеньку предупредить побежала, что нас на триста совернов надуть хотят! Тоже мне, двор! — фыркнула Амелька.

— Поторопимся и мы. — с удовольствием оглядывая себя в зеркало, кивнула Камилла, и подхватив юбки, мы заспешили к бальному залу.

Глава 22. Бунт в городе

Двор Отбросов

Вокруг царила темень. Булка споткнулась об спрятанный под рыхлым мокрым снегом колышек на грядке, потом об следующий.

— Что ж ты такая неуклюжая! — досадливо пробормотал Чуч и взял ее под руку.

Они выбрались на улиц. Подошвы купленных у старьевщика ботинок шлепали по мокрой грязи. Булка еще судорожно цеплялась за Чуча, но глаза уже привыкали к темноте… и из груди ее вырвался сдавленный писк.

— А, это Гонория. — равнодушно обронил Чуч, за руку обводя ее вокруг лежащего в грязи трупа.

Булка издала сдавленный сип.

— Только не говори, что тебе ее жалко! — Чуч злобно покосился в ее сторону. Блаааародная Булка!

— Н-нет. Не жаль. — голос у Булки подрагивал. — Просто я раньше трупов… вот так… не видела.

— Голову своих мамки с папкой на палках видела? — грубо бросил Чуч. — Ну, так что может быть хуже?

Булка не ответила, и он сам с принужденным смешком выдавил:

— Насмотришься сегодня еще. В городе, сдается, бунт.

Ответом ему снова было молчание.

— Я думал, ты захочешь вернуться. — хмыкнул Чуч.

— Хочу. — безучастно отозвалась Булка. — Но не стану. Мартин мне жизнь спас.

— И куда идти?

— На ту сторону. — ответила Булка, не замечая, что место, где она совсем недавно жила, для нее уже «та сторона». И правда ведь, та. — Лавка возле дворца.

— Так я и думал. — пробурчал Чуч. — Ладно, пошли к мосту. — он свернул в проулок и повел Булку по угольно-черным улочкам, на которых не светилось ни одного фонаря. Лишь за плотно закрытыми оконными ставнями, и то редко, мелькали мгновенные отблески. Будто заслышав негромкие голоса, кто-то выглядывал на погруженную во мрак улочку сквозь дырочку в ставне. Но тут же и отшатывался прочь в страхе.

— На самом деле никто так не думает. — вдруг сказал Чуч. — Ну, что это ты виновата… что Мартина ранили.

— Крыска думает.

— Тоже нет! — мотнул нестриженными грязными волосами Чуч. — Просто ей надо было на кого-то наорать.

— Очень дурно быть такой несдержанной. — с чопорностью, достойной ее старой гувернантки, ответила Булка.

— Ну, так не блааародная же ж! — заржал Чуч.

— И напрасно! Ты же офицером хочешь стать? Только вот самый хитрый военный план надо еще всем объяснить! Так, чтоб было понятно!

— А я что — говорю непонятно? — обиделся Чуч.

— Не так, чтоб другие офицеры захотели вас слушать.

— Ну да, они же блааародные! — фыркнул Чуч.

— Благородное обхождение и приличная сдержанность могли бы помочь вам добиться тех успехов, что вы так желаете.

— Блаааародных на фонарь! — заверещал вдруг пронзительный голос.

Пустой переулок вдруг залило светом и рокотом толпы.

Факелы плыли над головами. Бесчисленные руки вздымали пламя, оно плясало в порывах ветра, дышало жаром, озаряло жутким оранжевым светом перекошенные яростью лица, раззявленные в крике рты и налитые кровью глаза.

— На фо-нарь! На фо-нарь! На фо-нарь! — скандировала толпа, тыча факелами в нависающее над столицей темное небо. — На фонааааарь!

— Да у нас и фонарей нет! — плачуще прокричал женский голос.

— Фонарей нет, а столб найдется! — возопил другой.

Ловкий, как обезьянка, мальчишка взметнулся на покореженный фонарный столб, спуская вниз петлю.

Из толпы донесся пронзительный визг, взметнулась юбка, и гогочущий мужик за волосы выволок женщину в добротном платье. По разбитому в кровь лицу нельзя было понять, молода она или стара, сбитые в колтуны волосы сплошь перемазаны в грязи. Следом еще двое волокли старика в лакейской ливрее.