Отброшенные в Африку

В общем, уже через некоторое время начинают потихоньку поскуливать, что, мол, уже и сами капитанить могут, и даже на железном пароходе. Но это – до первого экстремального случая, будь то штормовая швартовка или, что посерьезнее, посадка на мель. Потом начинаются всхлипы и сопли с объяснениями, что все от лукавого. Ну так вот получилось. Но сами при этом никогда не виноваты. Нужно спасать свое огромное «Я», а потому и валят все на бога, погоду и иностранцев, то есть на нас.

Но все эти выводы придут ко мне потом – вместе с набитыми шишками и порванными нервами, которые не восстанавливаются в прежнем нежном виде, а становятся грубыми и крепкими, как бревна с красного дерева, брошенные в воду.

Так что порвав кучу нервов с подбором команды и окончательно убедившись в том, что рассчитывать ни на кого и ни в чем нельзя, мы, как говорится, занялись практикой. Первый рейс в Камерун был пробный: нам предстояло выяснить курсы, места якорных стоянок, проходы по рекам, места швартовок у причалов.

Это был трудный рейс. Подробных карт этого района у нас не было, только старые советские большого масштаба. Капитан с помощником рисовали самодельные карты, наносили на них поворотные буи, глубины и фарватеры проходов.

Для налаживания связей и представления нового судна-транспорта с нами пошли два доверенных лица руководства компании. После трудного, но, в принципе, вполне рядового рейса эти ребята-индусы изменили свое поначалу слегка высокомерное к нам отношение, и даже много лет спустя, уже став директорами, общались с нами очень приветливо. Они поняли, что уважать надо не только тех, кто считает деньги в чистом прохладном офисе, но и тех, кто эти деньги добывает. А как мы их добываем, думаю, они почувствовали и телом, и душой. По возвращению на них было просто страшно смотреть.

Увидав, в каком состоянии находятся его делегаты и назначенные им гвинейские члены экипажа, Маноло, по-видимому, начал понимать, что его расчеты в данном конкретном случае не оправдались и что моряки – это действительно отдельная каста, как сказали бы индусы. После этого он позволил капитану самому подбирать людей, правда, потом состав экипажа утверждал лично, руководствуясь какими-то своими соображениями.

Свой выбор капитан остановил на рыбаках-аннабонцах. Это люди с острова Аннабон, целиком и полностью зависящие от океана. Прежде всего, этим не страшна качка, а если человек не теряет работоспособности, когда палуба уходит из-под ног, то это уже моряк. А обучение всяческим навыкам – это уже дело второе.

Жизнь показала правильность этого выбора, экипаж сложился, и мы заработали в полную силу. Маноло выжимал из нас все соки, мы практически не видели своих апартаментов: приходили в Бату из Камеруна или Габона, разгружались – и опять в рейс за продуктами и вещами, часть из которых предназначалась для подготовки к предвыборной кампании. В стране нашли много нефти, и чтобы получить возможность ее добывать, нужно было выполнить поставленное условие – провести демократические выборы.

Страна поворачивала на путь развития, и мы вкладывали в процесс поворота свою лепту. Нам, конечно, никто об этом не докладывал, всю информацию мы получали, что называется, из народа. Наше дело было возить и не утонуть от перегрузов, на которые нас вынуждали соглашаться.

Для того, чтобы как-то повысить плавучесть нашего кораблика при уже утвержденном весе груза – а это 30 тонн вместо 20 положенных – пришлось демонтировать носовую лебедку с грузоподъемной стрелой. Она не понравилась сеньору Маноло, который долго ее рассматривал, а потом сказал, что медленная работа этого механизма ломает весь график загрузки судна, а в иностранном порту это потеря и времени, и денег. Поэтому лебедку нужно снять и грузить вручную, тем более, что это требование профсоюза грузчиков. К тому же такое упрощение конструкции позволит нам принять на борт дополнительно пять тонн груза.

Спорить было бесполезно: мы убираем, он добавляет. Нужно соглашаться, пока не заставили взять лишних 50 тонн. Мало того, что начинаем ходить с полупустыми танками, и вода перекатывается через палубу, как будто борта уже не существует, нам еще нужно будет проходить очень плохой двадцатимильный участок так называемой «дуалинской трубы» с крайне неприятной турбуленцией волн. Именно в этом месте нужно делать поворот на 90 градусов курсом на юг, на Бату. А волна здесь поднимается до 3 метров в высоту, да еще и короткая, совсем не та, что в океане – длинная и пологая.

И вот представьте себе, что вы загружены в два раза больше предельной нормы (а, следовательно, и запас плавучести у вас ниже предельной нормы как минимум раза в два), и уходите вы, провожаемые довольными ухмылками обеспечивающих загрузку представителей компании в эту самую дуалинскую трубу как в черную космическую дыру. И опять все зависит от мореходных свойств нашего кораблика-поплавка, переименованного в честь какого-то героя в «Моту Овенг» и слабенького главного двигателя, обеспечивающего движение поплавка на с трудом удерживаемом курсе.