Жеманничаю. Знаю, что доказал . Все обстоит великолeпно. Читатель, ты уже видишь нас . Одно лицо! Но не думай, я не стeсняюсь возможных недостатков , мелких опечаток в книгe природы. Присмотрись: у меня большiе желтоватые зубы, у него они тeснeе, свeтлeе, -- но развe это важно? У меня на лбу надувается жила, как недочерченная "мысль", но когда я сплю, у меня лоб так же гладок , как у моего дупликата. А уши... изгибы его раковин очень мало измeнены против моих : спрессованы тут , разглажены там . Разрeз глаз одинаков , узкiе глаза, {19} подтянутые, с рeдкими рeсницами, -- но они у него цвeтом блeднeе. Вот , кажется, и всe отличительныя примeты, которыя в ту первую встрeчу я мог высмотрeть. В тот вечер , в ту ночь я памятью разсудка перебирал эти незначительныя погрeшности, а глазной памятью видeл , вопреки всему, себя, себя, в жалком образe бродяги, с неподвижным лицом , с колючей тeнью -- как за-ночь у покойников -- на подбородкe и щеках ... Почему я замeшкал в Прагe? С дeлами было покончено, я свободен был вернуться в Берлин . Почему? Почему на другое утро я опять отправился на окраину и пошел по знакомому шоссе? Без труда я отыскал мeсто, гдe он вчера валялся. Я там нашел золотой окурок , кусок чешской газеты и еще -- то жалкое, безличное, что незатeйливый пeшеход оставляет под кустом . Нeсколько изумрудных мух дополняло картину. Куда он ушел , гдe провел ночь? Праздные, неразрeшимые вопросы. Мнe стало нехорошо на душe, смутно, тягостно, словно все, что произошло, было недобрым дeлом . Я вернулся в гостиницу за чемоданом и поспeшил на вокзал . У выхода на дебаркадер стояли в два ряда низкiя, удобныя, по спинному хребту выгнутыя скамейки, там сидeли люди, кое-кто дремал . Мнe подумалось: вот сейчас увижу его, спящим , с раскрытыми руками, с послeдней уцeлeвшей фiалкой в петлицe. Нас бы замeтили рядом , вскочили, окружили, потащили бы в участок . Почему? Зачeм я это пишу? Привычный разбeг пера? Или в самом дeлe есть уже преступленiе в том , чтобы как двe капли крови походить друг на друга? {20}
ЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧ
ГЛАВА II.
Я слишком привык смотрeть на себя со стороны, быть собственным натурщиком -- вот почему мой слог лишен благодатнаго духа непосредственности. Никак не удается мнe вернуться в свою оболочку и по старому расположиться в самом себe, -- такой там безпорядок : мебель переставлена, лампочка перегорeла, прошлое мое разорвано на клочки.
Александр Иванович Герцен , Александр Сергеевич Пушкин , В. П. Горленко , Григорий Петрович Данилевский , М. Н. Лонгиннов , Н. В. Берг , Н. И. Иваницкий , Сборник Сборник , Сергей Тимофеевич Аксаков , Т. Г. Пащенко
Биографии и Мемуары / Критика / Проза / Русская классическая проза / Документальное