Читаем Отчаяние полностью

«Спасибо за сравнение, — обиженно сказал Ардалион. — Какой ужас… хорошенькое освeщение под монпансье. Да и вообще — зачeм говорить о талантe, вы же не понимаете в искусствe ни кия».

«Мы с Лидой не раз обсуждали, — продолжал я, игнорируя его пошлое замeчание, — незавидное ваше положение. Мнe кажется, что вам слeдовало бы перемeнить атмосферу, освeжиться, набраться новых впечатлeний».

«При чем тут атмосфера», — поморщился Ардалион.

«Я считаю, что здeшняя губит вас, — значит при чем. Эти розы и персики, которыми вы украшаете столовую вашей хозяйки, эти портреты почтенных лиц, у которых вы норовите поужинать…»

«Ну уж и норовлю…»

«…все это может быть превосходно, даже гениально, но — простите за откровенность — как-то однообразно, вынужденно. Вам слeдовало бы пожить среди другой природы, в лучах солнца, — солнце друг художников. Впрочем, этот разговор вам по-видимому неинтересен. Поговорим о другом. Скажите, напримeр, как обстоит дeло с вашим участком?»

«А черт его знает. Мнe присылают какие-то письма по-нeмецки, я бы попросил вас перевести, но скучно, да и письма эти либо теряю, либо рву. Требуют кажется добавочных взносов. Лeтом возьму и построю там дом. Они уж тогда не вытянут из-под него землю. Но вы что-то говорили, дорогой, о перемeнe климата. Валяйте, — я слушаю».

«Ах зачeм же, вам это неинтересно. Я говорю резонные вещи, а вы раздражаетесь».

«Христос с вами, — с чего бы я стал раздражаться? Напротив, напротив…»

«Да нeт, зачeм же…»

«Вы, дорогой, упомянули об Италии. Жарьте дальше. Мнe нравится эта тема».

«Еще не упоминал, — сказал я со смeхом. — Но раз вы уже сказали это слово… Здeсь, между прочим, довольно уютно. Вы, говорят, временно перестали…?» — я многозначительно пощелкал себя по шеe.

«Оного больше не потребляю. Но сейчас, знаете, я бы чего-нибудь такого за компанию… Соснак из легких виноградных вин… Нeт, шучу».

«Да, не нужно, это ни к чему, меня все равно напоить невозможно. Вот, значит, какия дeла. Ох, плохо я сегодня спал… Ох-о-хох. Ужасная вещь бессонница, — продолжал я, глядя на него сквозь слезы. — Ох… Простите, раззeвался».

Ардалион, мечтательно улыбаясь, играл ложечкой. Его толстое лицо с львиной переносицей было наклонено, и рыжие вeки в бородавках рeсниц полуприкрывали его возмутительно яркие глаза. Вдруг, блеснув на меня, он сказал:

«Если бы я съeздил в Италию, то дeйствительно написал бы роскошные вещи. Из выручки за них я бы сразу погасил свой долг».

«Долг? У вас есть долги?» — спросил я насмeшливо.

«Полноте, Герман Карлович, — проговорил он, впервые кажется назвав меня по имени-отчеству, — вы же понимаете, куда я гну. Одолжите мнe сотенку, другую, и я буду молиться за вас во всeх флорентийских церквах».

«Вот вам пока что на визу, — сказал я, распахнув бумажник. — Только сдeлайте это немедленно, а то пропьете. Завтра же утром пойдите».

«Дай лапу», — сказал Ардалион.

Нeкоторое время мы оба молчали, — он от избытка малоинтересных мнe чувств, я потому, что дeло было сдeлано, говорить же было не о чем.

«Идея, — вдруг воскликнул Ардалион, — почему бы вам, дорогой, не отпустить со мной Лидку, вeдь тут тощища страшная, барынькe нужны развлечения. Я, знаете, если поeду один… Она вeдь ревнючая, — ей все будет казаться, что гдe-то нализываюсь. Право же, отпустите ее со мной на мeсяц, а?»

«Может быть, погодя приeдет, — оба приeдем, — я тоже давно мечтаю о небольшом путешествии. Ну-с, мнe нужно идти. Два кофе, — все, кажется».

<p>ГЛАВА VIII</p>

На слeдующий день спозаранку — не было еще девяти — я отправился на одну из центральных станций подземной дороги и там у выхода занял стратегическую позицию. Через ровные промежутки времени из каменных нeдр вырывалась наружу очередная партия людей с портфелями — вверх по лeстницe, шаркая, топая, иногда со звяком стукался носок о металл объявления, которым какая-то фирма находит умeстным облицовывать подъем ступеней. На предпослeдней, спиной к стeнe, держа перед собою шляпу (кто был первый гениальный нищий, примeнивший шляпу к своей профессии?), нарочито сутулился пожилой оборванец. Повыше стояли, увeшанные плакатами, газетчики в шутовских фуражках. Был темный жалкий день; несмотря на гетры, у меня мерзли ноги. Наконец, ровно без пяти девять, как я и рассчитывал, появилась из глубины фигура Орловиуса. Я тотчас повернулся и медленно пошел прочь. Орловиус перегнал меня, оглянулся, оскалил свои прекрасные, но фальшивые зубы. Встрeча вышла как бы случайной, что мнe и нужно было.

«Да, по пути, — отвeтил я на его вопрос. — Хочу зайти в банк».

«Собачья погода, — сказал Орловиус, шлепая рядом со мной. — Как поживает ваша супруга?»

«Спасибо, благополучно».

«А у вас все идет хорошо?» — учтиво продолжал он.

«Не очень. Нервное настроение, бессонница, всякие пустяки, которые прежде забавляли бы меня, а теперь раздражают».

«Кушайте лимоны», — вставил Орловиус.

«Прежде забавляли бы, а теперь раздражают. Вот напримeр… — я усмeхнулся и вынул бумажник, — получил я дурацкое шантажное письмо, и оно как-то повлияло на меня. Кстати, прочтите, — курьезно».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература