— Знаете ли вы, что стрельба по терпящему бедствие кораблю — худшее из того, что вы можете предпринять? Неужели вы думаете, что это сойдет вам с рук? Мистер Свейн, сделав хоть один выстрел по пассажирскому лайнеру, вы подпишете приговор как себе, так и своим людям. И, смею вас уверить, окажете тем самым очень плохую услугу антиарколианской фракции.
— Доставив ксеносов на Консул, вы окажете очень плохую услугу всему человечеству! — воскликнул Свейн. — Вы предаете память тех, кто сражался и погиб, защищая землян от этих богопротивных тварей! Вы предаете свою расу, свой народ и идеалы человечества! Вы предаете своих братьев и сестер…
— Чушь! — прервала боевика О'Хирн. — Мы хотим мира. Арколианцы тоже хотят мира. Война с ними была страшным недоразумением, связанным с чудовищным непониманием. Сейчас, к счастью, многое изменилось. Мы наконец нашли общий язык и начинаем более правильно судить друг о друге.
— Отдайте нам этих монстров, и ваше имя войдет в историю. Вспомните свое детство. Неужели все, что вы слышали об арколианцах, было враньем? Трусы и предатели готовы носить этих тварей на руках. Они с радостью будут петь им дифирамбы и прославлять их гуманизм! Ради своих сиюминутных интересов они согласны боготворить бездушных убийц! Неужто вы хотите, чтобы ваши дети играли в арколианцев, спали на простынях с их изображениями, пили из кружек, на которых намалеваны их хари?
— Не вижу в этом ничего ужасного. Лучше уж моим детям играть в арколианцев, чем стать пушечным мясом и погибнуть в войне с ними, — тихо промолвила О'Хирн. — Вы сказали достаточно красивых слов, а теперь признайтесь, сколько денег вложено вами в акции военных заводов? Кто больше всего заинтересован в сегодняшних событиях?
— Мы не позволим арколианцам высадиться на Консуле, — твердо сказал Свейн.
— Вы не посмеете обстреливать терпящий крушение звездолет, — возразила О'Хирн. — Никакие ссылки на арколианцев не спасут вас, если вы решитесь на это, и никакой суд не оправдает.
— Так вы сдадите нам арколианцев?
— Их нет на борту лайнера.
— Капитан, трезубец разворачивается, — сообщил Мэй. — Они готовятся к атаке.
— Тогда позвольте нам подняться на борт и убедиться в этом собственными глазами, — сказал Свейн.
— Осмотрите спасательные модули, которые вы все равно обязаны доставить на Консул. Это лучшее, что вы можете сделать в сложившейся ситуации. Попытка проникнуть на борт лайнера будет расценена нами, как пиратское нападение со всеми вытекающими последствиями.
— Если мы обнаружим на лайнере арколианцев, то вздернем весь экипаж «Хергест Риджа». Вы все, до единого человека, несете ответственность за попытку навязать нам позорный мир с этими бездушными тварями! Вы пожалеете…
— Довольно, выключите связь, — распорядилась О'Хирн.
— С удовольствием, — улыбнулась Джунелл.
— Это настоящий Грязный Свин! И к тому же красноречивый…
— Трезубец разворачивается для атаки, — доложил Мэй.
— Какова наша скорость, миссис Джунелл?
— Двадцать восемь процентов крейсерской.
— Мало. От истребителей нам не уйти, но я бы не хотела иметь дела с танкером. Врубите форсаж.
— Нас потрясет, мэм. К тому же это может вызвать необратимую реакцию в уцелевших двигателях…
— Догадываюсь, — усмехнулась О'Хирн. — Если танкер и истребители ударят по нам одновременно, дела наши будут и вовсе плохи. Двигатели можно заменить, тогда как людей…
— Я поняла, мэм. Застегните ремни, начинается езда по ухабам.
— Давно пора, — проворчал Мэй, не отрывая взгляд от тактического экрана.
14
Дав Роз обезболивающего, Герцог промыл и перевязал ей царапины и рану на ноге. Удостоверился, что молодая женщина заснула, и застегнул откидной клапан медицинской койки. Он сделал для нее все, что мог и, уменьшив освещение, вышел из комнаты. Постоял в задумчивости минуту-другую и двинулся к шкафу с медикаментами.
Он помнил «Ангельскую Удачу», и медицинский отсек, и Роз, но как-то смутно и отрывочно. Крепче всего сидела в памяти мысль о том, что ему почему-то надо охранять этот шкаф, в котором не могло быть, на первый взгляд, ничего ценного.
Поколебавшись, он подошел к шкафу и растворил дверцы. Теперь он вспомнил, что здесь должна стоять коробка с ампулами, наполненными янтарной жидкостью.
Шкаф оказался пуст, и это открытие почему-то потрясло Герцога до глубины души. Ноги его задрожали, к горлу подкатила тошнота, как это часто, слишком часто, случалось с ним в последнее время.
— Нет, — прошептал он со слезами в голосе. — Только не это! Ну почему, почему мне так плохо?..
На него навалилась усталость и апатия. Он хотел спать. Спать долго-долго и желательно без сновидений.
— Не раскисай! — одернул его невесть откуда взявшийся внутренний голос. — Пошли отсюда! У нас есть дела поважнее, чем рыться в дырявой памяти и вспоминать полузабытые сны!
— Отстань, — вяло отмахнулся от него Герцог, направляясь к комнате, где спала Роз. Он займет вторую койку и будет спать долго-долго. — Я не хочу тебя слышать. И не говори о моей дырявой памяти. То, что я помню, не было сном. Напрасно ты стараешься меня в этом уверить.