Отчаянные меры. Драгоценный груз. Сущность зла

— Ах ты, — руки его сами вцепились в горло, но подошедший сзади Винтерс похлопал по спине:

— Поздно, — сказал он.

И тогда Мэй посмотрел в лицо охраннику и понял, что в самом деле поздно.

Мэй отер лицо повязкой, приготовленной для раненого. Глаза охранника слепо смотрели в ночное небо.

— И что теперь? — спросил Вонн, который не желал оборачиваться к трупу.

— Что бы я ни делал, что бы ни предпринимал, — заговорил Мэй, — все псам под хвост. Этот сукин сын предвидит каждое мое движение. Он знает все наперед. Он слишком хитер для меня. Здесь нужен молодой проворный ум. Вот если бы Герцог… Но, ничего, думаю, пришло время сделать то, чего он не ожидает.

— Интересно, что именно?

— Во-первых, не надо паниковать. Он думает, что мы сошли со сцены, и, скорее всего, сбросил нас со счетов. Сколько трупов?

— Два охранника, — сказал Вонн. — И водитель. — Мы подберем их. Положим в фургон. Свяжем их, и на пути обратно к «Ангелу Удачи» Питер Чиба сбросит их на орбите для мусора. Там все разносит в пыль. Они сгорят по пути на землю.

— И что тогда? — сверкнув глазами, поинтересовался Вонн.

— Исчезнут, по крайней мере, три улики.

— Слушай, капитан, я тут немного недопонял. Мы кто — бандиты, которым нужно замести следы, или честные наемники, которые пришли выручать товарища?

— Все правильно! — также повысил голос Мэй. — И я об этом говорю. Но в нашем положении надо сначала сделать шаг левой, чтобы потом шагнуть правой.

— И фургон тоже сбросим? — спросил Вонн. Мэй покачал головой:

— Думаю, таких экстренных мер не понадобится. К тому же, я еще не отчитался за ущерб после столкновения с автомобилем Барриса, и арендаторам это придется не по вкусу.

— Откуда ты так хорошо знаешь вкусы арендаторов?

— Сталкивался.

— Заметно, — Вонн похлопал по примятому капоту. — Они будут просто в восторге. Вообще эту машину лучше всего кремировать.

— Это буду решать я, — Мэй выпрямился и отошел от тела охранника. — Ты уверен, что с тобой все в порядке? — обратился он к Винтерсу.

Великан кивнул.

— Вот и хорошо. Нам надо поторопиться. Вонн, открой задние двери. Мы с Винтерсом здесь немного приберемся.

Вонн ушел без комментариев.

— Это не его вина, — сказал Мэй, — и не твоя. Винтерс пожал плечами:

— Вообще-то наемнику не положено волноваться, все равно: выиграл ты или проиграл. Но все же паршивое чувство, когда твой босс все время проигрывает.

Мэй выдавил улыбку.

— Да и боссу от этого, прямо скажем… не радостно. Он пнул лежащее у ног бесчувственное тело в камуфляже:

— Ну что, снесем такого? Давай-ка начнем с этого. С виду он ничем не отличается от остальных.

Не успели они нагнуться за ношей, как со стороны фургона послышался душераздирающий крик. Тут же бросив поклажу, оба устремились к источнику шума. Они обнаружили Вонна в двух метрах от машины. Он тяжело дышал, схватившись рукой за сердце.

— Я не полезу туда, — твердил он, весь бледный и трясущийся. — Я не полезу в этот чертов фургон.

— Какие проблемы? Что ты вопишь на весь лес, как оглашенный? В чем дело, Вонн? — спросил Мэй. — Опять наркотики?

— Мистербоб, — сказал Винтерс. — Он боится Мистербоба.

Мэй покачал головой.

— Баррис увез Мистербоба.

— Не всего, — ответил Вонн, которого била нервная дрожь.

Чертыхнувшись, Мэй распахнул двери фургона. Они открылись с металлическим скрежетом, как створки древнего склепа, и оттуда повалил такой едкий смрад, что у Мэя перехватило дыхание и на глазах выступили слезы.

«Аммиак», — пронеслось у него в голове. Он сразу вспомнил коридоры «Хергест Риджа». Не то, не то…

Совладав с дыханием, он сглотнул ком в горле и вгляделся в темноту. Там что-то сверкнуло, и у Мэя снова перехватило дыхание — теперь уже совсем по другой причине…

Оно лежало на полу, в глубине кузова. Длинное, красно-кирпичного цвета, желтая жидкость все еще вытекала с одного конца, как паста из раздавленного тюбика с кремом. С другой стороны — похожие на клешни краба бездвижно торчали два хитиновых пальца.

Герцог сражался изо всех сил, чтобы сохранить присутствие духа. Он чувствовал себя так, будто уже несколько лет скитается по коридорам, и, куда бы он ни сворачивал, куда бы ни устремлялся, всюду его ждала одинаковая серая стена. И хотя ноги порой подкашивались, он продолжал двигаться вперед, осторожно, шаг за шагом, то и дело останавливаясь, чтобы поднести руки к лицу и увериться, что он еще видит что-то, кроме пустоты, обступающей его со всех сторон.

9

Когда он с трудом выбрался из отеля, то обнаружил, что больше всего на свете желает застать сейчас самый мучительный момент в жизни Диксона, чтобы посмотреть на него и хоть отчасти скрасить этим свое бесполезное и мучительное времяпрепровождение. Любые мучения были предпочтительнее этого затянувшегося состояния прострации, витания в облаках — небытия, одним словом. И чем дальше он задумывался о перспективе, тем больше крутил головой и разводил руками. Он точно знал, что делает, и знал, догадывался, что где-то, за этими унылыми декорациями его, поджидает Диксон.