Отчаянный холостяк

– А как я это увижу, если конец стрелы прижат к моей щеке? – пожаловалась Гвин. – Не понимаю!

Рука Гвин слегка дрожала, это показывало, что она на грани, а силы ее на пределе. Натягивание лука – это гораздо более трудная работа, чем думает большинство людей, в особенности если натягивать его так, как это пыталась делать она.

– Может, продолжим в другой раз? – предложил Джошуа. Прямо сейчас он бы с радостью присоединился к конюху в таверне и выпил эля.

Гвин взяла себя в руки и снова крепко держала лук.

– Еще несколько выстрелов. Если честно, со мной все в порядке. Я хочу, по крайней мере, один раз правильно прицелится перед тем, как мы отсюда уедем. Не могли бы вы мне показать…

– Конечно.

Джошуа снова встал позади нее, на этот раз прилагая еще больше усилий, чтобы держать за Гвин лук, но постараться при этом не обнимать ее.

Это не сработало, в частности, потому, что на нем не было перчаток. Опустить руку на ее руку, натягивающую тетиву, означало, что он касался своей голой рукой ее щеки. Мягкой щеки с шелковистой кожей.

Джошуа выругался про себя, но установил стрелу так, как описывал сам. Затем он отпустил руки Гвин. Она выстрелила. Стрела даже не попала в мишень.

– Почему не сработало? – спросила Гвин.

– Потому что для меня практически невозможно правильно прицелиться, если я не могу приложить конец стрелы к моей щеке.

– О! Все правильно, конечно. Вот. – Гвин сунула лук ему в руки и достала еще одну стрелу из колчана. – Почему бы вам не прицелиться, словно вы сейчас собираетесь стрелять по цели? А я посмотрю, как вы это делаете.

Слава богу, что она не хочет, чтобы он снова к ней прикасался.

Джошуа сделал, как просила Гвин, перенеся вес тела на здоровую ногу, чтобы стоять насколько возможно прямо. Как только он оттянул тетиву назад, Гвин стала очень внимательно рассматривать лук и стрелу с одного бока. Потом она зашла с другой стороны. Наконец она сняла его перчатки и оказалась за спиной у Джошуа.

Когда Гвин протянула руки у него из-за спины, чтобы накрыть его руки своими, и при этом прижалась грудью к его спине, а нижней частью своего тела к его ягодицам, Джошуа больше не мог сдерживаться. Достаточно!

Джошуа бросил лук и стрелы и резко повернулся к ней:

– Черт побери, Гвин! Чего вы добиваетесь?

– Пытаюсь научиться прицеливаться, – ответила она озадаченно.

Джошуа уже достаточно хорошо изучил ее, чтобы принимать все ее слова за чистую монету. И он не желал поддаваться на ее уловки.

– Признайтесь: вы делаете не только это.

– Честное слово, я не понимаю, что вы имеете в виду.

Джошуа фыркнул, схватил свою трость и пошел к Гвин.

– Вы подлизываетесь ко мне. Вначале вы заставляли меня обнимать вас при каждом втором выстреле, и это уже было плохо, а теперь вы прижимаетесь ко мне всем своим телом, что еще хуже. Цель всего этого – искусить меня, чтобы я совершил что-то неблагоразумное, а вы таким образом смогли бы меня наказать за то, что ввел вас в заблуждение с уроками стрельбы.

– Зачем, ради всего святого, мне выбирать этот метод для наказания вас? – спросила она, пятясь, пока больно не ударилась спиной о большую березу. – Вы ясно дали понять, что не находите меня привлекательной в этом смысле.

Это заявление застало его врасплох.

– Как, боже ты мой, я ясно дал это понять?

Она выпятила вперед подбородок.

– Отказываясь говорить про наш поцелуй. Притворяясь, что ничего не было, словно это… какая-то мерзость, которую вам пришлось вытерпеть ради выполнения своей «миссии» по защите меня.

Неужели она на самом деле ничего не понимает? Не осознает, сколько различных способов использует, заставляя его желать ее? Ей можно верить?

Джошуа склонился вперед и положил одну руку на ствол дерева рядом с головой Гвин.

– А вам не приходило в голову, что, возможно, эта моя «миссия» по защите вас как раз означает не заниматься подобными вещами, не целовать вас?

– Почему это должно было прийти мне в голову? Вы же не сделаете со мной ничего неблагородного, неджентльменского. Мы оба знаем, что я вас не привлекаю. Вы считаете меня глупой, избалованной особой, которая…

Он ее поцеловал. Он ничего не мог с собой поделать. Она несла какую-то чушь, и он должен был заставить ее замолчать. А вариантов было два: или поцеловать, или сорваться на нее из-за того, что думала, будто он поверит ее вранью.

Но чем дольше Джошуа целовал Гвин, тем больше ему хотелось ее целовать. Ее губы оказались такими податливыми, такими… искушающими. Джошуа мог вот так стоять здесь весь день, держа Гвин за талию одной рукой, касаясь одним коленом ее колена сквозь платье.

Боже, когда же он уронил свою трость, чтобы обнять Гвин? Это не имело значения. Он не собирался останавливаться, только если Гвин не остановит его. Ему казалось, что вкус ее губ – это вкус амброзии, какой бы он ни был. Пищи богов. Запретного плода. А Гвин для него как раз была запретным плодом, черт побери. Но Джошуа это не волновало.