Отчаянный холостяк

Джошуа стоял, лишившись дара речи и сжав кулаки. Она сводила его с ума. Он пытается с ней поругаться? Единственным человеком, желавшим поругаться, была она сама. Гвин явно желала его, и ей определенно понравилось, как они занимались любовью. Так что еще она от него хочет?

«Но когда люди подходят к тебе слишком близко, ты всегда начинаешь их отталкивать, а затем, конечно, оказываешься в одиночестве».

– Заткнись, Беатрис! – крикнул Джошуа, обращаясь к стропилам.

И услышал топот бегущих ног. Поэтому резко замолчал. Он кричал так громко, что его услышали слуги?

Проклятье! Ему нужно полностью одеться, пока они сюда не прибежали. Джошуа похромал к одежде, валявшейся на полу, и быстро натянул все на себя. К тому времени, как горничная и два лакея ворвались в комнату, он уже направлялся к двери, держа в руке трость.

– Сэр, с вами все в порядке? – спросила горничная. – Мы слышали крик.

– Я тут кое-что искал, но не смог найти. Простите меня, что сорвался. Я был разочарован… Я… м-м-м… иногда разговариваю сам с собой.

Один из лакеев сделал шаг вперед.

– Если вы скажете нам, что ищете, майор, то мы, возможно…

Но Джошуа уже прошел мимо них и вышел в коридор. Пусть гадают. В любом случае люди постоянно задавались какими-то вопросами о нем. Пусть у них для этого будут какие-то другие причины, что-то получше его боевых ранений.

«Единственный человек, который тебя жалеет, – это ты сам».

Прекрасно. Теперь у него в голове сидели они обе – Беатрис и Гвин. Пора заглушить их голоса. И у него для этого имелось прекрасное место.

Пришла пора высказать герцогу Торнстоку все, что он о нем думает.

* * *

Гвин едва успела добраться до своей спальни на втором этаже, когда услышала, как Джошуа что-то кричит наверху. Да зарази его чума! Его же услышат все слуги и понесутся проверять, что там происходит.

Она поспешно зашла в свою комнату, молясь, чтобы не застать там горничную. К счастью, комната оказалась пуста, что было хорошо, поскольку Гвин боялась, что сейчас расплачется. А она никогда не плакала. Проклятье! Ее никто не должен видеть. Она ведь не сможет сказать правду о том, почему так расстроена.

Она сорвала с головы домашний чепец, рухнула поперек кровати и разрыдалась. Какая она трусиха! Вместо того чтобы оставить за собой последнее слово в споре, ей следовало сказать Джошуа, что она выйдет за него замуж. Но что было бы, если бы она согласилась, а потом рассказала ему все остальное, что случилось между ней и Мэлетом, и Джошуа изменил бы свое решение? Хотя Гвин знала Джошуа – он все равно женится на ней, если она примет его… не-предложение. Так поступают истинные джентльмены.

От этих мыслей она снова расплакалась, причем так сильно, что вначале не услышала стук в дверь. Но когда она еще услышала и голос Беатрис…

О, нет, она не может допустить, чтобы Беатрис видела ее в таком состоянии! Беатрис догадается, из-за кого она так страдает, и тогда она начнет или защищать своего брата, или отправится к Джошуа и выдаст ему по первое число. Но опять же, ему может пойти на пользу, если кто-то еще, кроме Гвин, выскажет ему то, что думает о его поведении.

Гвин все еще пыталась решить, что делать, когда услышала голос Беатрис:

– Дорогая, я сейчас зайду, если ты прямо не скажешь мне, чтобы я уходила.

Может, стоит поговорить с Беатрис. Это хорошая мысль. Она вполне может знать, почему Джошуа так выводит ее из себя. И Беатрис определенно скажет, есть ли у Гвин шанс быть вместе с Джошуа, учитывая весьма специфические обстоятельства.

Гвин села на кровати, достала из кармана носовой платок, затем увидела на нем кровь. Это была кровь Лайонела, которую она стирала с лица Джошуа. И от этого она снова расплакалась.

Дверь раскрылась, в комнату заглянула Беатрис.

– О, моя дорогая, что случилось? – воскликнула Беатрис, проскользнула внутрь и закрыла дверь. – Я могу тебе как-нибудь помочь?

Гвин все еще смотрела на свой окровавленный носовой платок полными слез глазами.

Беатрис подошла к ней, увидела платок и резко остановилась.

– Ты ударилась? Что случилось? Мне позвать твою маму?

– Нет! – воскликнула Гвин. – Это не моя кровь. И мама не должна ничего об этом знать.

– Хорошо. – Беатрис забрала окровавленный платок из руки Гвин и вложила ей в руку свой собственный, чистый. – Вот, возьми. Я знаю, что ты не хочешь вытирать нос окровавленным платком.

Гвин благодарно улыбнулась ей, промокнула глаза и высморкалась. Затем какое-то время Гвин просто сидела на кровати, глядя на красиво вышитый носовой платок Беатрис.

Беатрис опустилась на кровать рядом с ней.

– Могу ли я спросить, чья это кровь?

– Поклянешься не передавать это маме и Грею?

– Звучит зловеще. – Беатрис на мгновение задумалась над этой просьбой. – Я легко могу хранить твои секреты, не передавая их твоей матери, если ты считаешь, что это принесет ей боль. Но Грей…

– С большой вероятностью совершит убийство, если узнает то, что я скажу тебе.

Беатрис моргнула.

– Он убьет Джошуа?