Отчаянный корпус

— Вы не из попов ли будете? — нарушил молчание Петров.

— Священного сана не имею, но в Бога верую.

— Какой толк от вашей веры? — хмуро продолжил тот. — На Сталина молились, на других вождей, потом помои лили. Я так никому не верю.

— Врешь, — спокойно отозвался Алишер, — не верил бы, не поехал.

Тут впереди обозначилась бензоколонка, и Ветров свернул на заправку. Станция эта была известна двумя чрезвычайно агрессивными служительницами — Граней и Кланей. Редкая встреча с ними обходилась без словесной перепалки, что толстая Граня объясняла просто: «Мне ругаться заместо покурить». Как назло, Ветрову всегда выпадала именно их смена, и сейчас он с некоторой опаской готовился к неминуемой перепалке. К счастью, Граня уже находилась в состоянии перекура и, судя по всему, довольно затяжного. Она стояла в окружении возбужденных военных и, как загнанный могучий зверь, лениво отбивалась от них. Успех был на ее стороне, и тощая Клава молча скучала в резерве. Только увидев вновь прибывших, она немного оживилась:

— Гляди, начальство подкатило. Да нам на все ваши звезды за две недели не набрызгать. Чего встали? Нет бензина и не будет.

«В такое мгновение поневоле возникает желание записаться в какую-нибудь хунту, чтобы научить этих фурий уважать человека с ружьем», — подумал Ветров, намереваясь вернуться к машине, но тут услышал оклик:

— Товарищ полковник! — к нему бежал капитан Махтин.

Они не виделись с тех самых событий, хотя Ветров знал, что история с выборами не имела видимых последствий — все остались на своих местах в полном соответствии с прогнозами Алишера.

— Ну как там, товарищ полковник? Я что хочу сказать, как с Ельциным? Был слух, что его арестовали вместе с правительством. Я, конечно, не верю и разъясняю личному составу, что такого быть не может, потому, значит, как настоящий фашизм. Но сомнения имеются. А кто-то по «Голосу» слышал, будто армия теперь в подчинении у России. В общем, много неясного.

— И вы захотели выяснить обстановку?

Микулин немного замялся, потом решил, что темнить не надо, ибо самому надоело находиться в состоянии неопределенности. У них, по его словам, предстоял плановый ремонт тропосферных станций. Документы все оформили, хотели отправить еще на прошлой неделе, да задержались. Когда в связи с событиями пришел приказ запретить все выезды, испугались, что наряды на ремонт могут пропасть. И вот выехали, прикрывшись в случае чего старыми документами, только заправиться у себя не смогли.

«Обычная ситуация, — подумал Ветров, — думают прежде всего о житейских мелочах. Как сказал бы генерал Павлов, они там еще не раз переворачиваться будут, а у нас наряды пропадают». Между тем Микулин смотрел так, будто не сказал самого главного. Он был из тех бесхитростных людей, у которых всякая недомолвка на лице написана. Наконец осторожно заговорил:

— Свою охрану взяли, потому что техника боевая… С оружием, как положено… С боеприпасами…

И Ветрова осенило: «Он же хочет, чтобы я сказал ему, куда нужно ехать. Ремонт — это только прикрытие».

— Зачем же играть в прятки, дорогой капитан? — воскликнул он. — Коли принял решение, так и шагай прямо. Нашей России нужна сейчас всякая помощь, кто на что горазд. Мы с товарищами едем войска останавливать, а вам путь на Красную Пресню. Там самое место для таких железок.

Микулин даже немного обиделся:

— Вы не думайте, товарищ полковник, что если в ремонт, то железки. Работают у нас станции. Я что хочу сказать: приедем, развернем, наладим прямую связь, чтоб в нашей округе все знали доподлинно. А то одних лебедей смотрят да скрипки слушают…

Микулин говорил еще, а Ветров не слышал, ибо все его существо заливало чувство радости. До сих пор они действовали на свой страх и риск и при внутренней уверенности в правильности избранного пути испытывали понятные опасения. И вот когда на большой дороге встречаются единомышленники, которые сами, вопреки официальной дури, приходят к тому же, это ли не лучшая поддержка? Он махнул рукой, приглашая своих товарищей, а когда те подошли, представил Микулина и рассказал о его намерении. Те сразу заулыбались, загомонили, стали радостно тискать капитанскую руку, так что заинтересовалась даже настороженная Кланя.

— Слышь, Грань, — сказала она, — а эти едут вроде Ельцина защищать.

— Ну? Это точно? — удивилась та.

Окружение принялось горячо подтверждать.

— Зачем же тогда дурака валяете? Мы-то думали, что вы за печистов, или как их там, поганцев. Поди, Клань, побултыхай, кажись, в одной танке кое-что осталось. Ну вот, встали, как остолбенелые, валите к колонке, наливаться будем!

Микулина она особенно отличила:

— Погоди, кудряш, тебе сколько годков-то? А ребятам и того меньше, вы уж поберегитесь там…

Если Граня проявила несвойственное дружелюбие, то Кланя, усевшаяся у пульта, почувствовала свою стихию и заорала:

— Шевелитесь быстрей, господа обмеренные. Пистолетом не тряси без вынему и не брызгай по сторонам, чай, не свой прибор. А «Волга» тоже на запад? Ах, ей в другую строну, тады пусть чешет мимо.

Микулин объяснил Гране, и та сделала подруге разрешающий жест, только предупредила: