«Отчаянный», отчаливай!

На голос правды
     откликаясь живо,
Не по себе
     мне
          от фальшивых слов.
И как людей
     неискренних и лживых,
Я не люблю
     искусственных цветов.
Пусть он красив,
     и горделив, и важен,
Пчела не станет
     над таким кружить.
Цветок нелеп,
     когда цветок бумажный…
Цветы как люди,
     их призванье — жить!
Любви к природе
     нечего стыдиться,
Ее, как солнце,
     в сердце не гаси.
Будь человеком —
     дай цветку напиться
И дерево
     от гибели спаси.
Оно за труд
     расплатится с тобою,
Оно за ласку отблагодарит,
В палящий полдень
     щедрою листвою
Над головой твоей прошелестит.
Пусть, лаской человеческой согреты,
Везде
     от счастья
          светятся цветы…
Пусть знают
     все растения планеты,
Что пионер —
     Защитник Красоты.

Эти стихи мы запечатали в конверт и отправили жигулевцам. Мы приняли их цветочную эстафету. А еще мы послали им проект нашего нового закона:

ПОСАДИ В СВОЕЙ ЖИЗНИ ХОТЬ ОДНО ДЕРЕВО!

РАЗБЕЙ ХОТЬ ОДНУ КЛУМБУ!

ВЫРАСТИ ХОТЬ ОДНО ДОМАШНЕЕ РАСТЕНИЕ!

И подписались:

«Елки зеленые!»

ПОЧЕМУ ПРОИГРАЛИ «УМЕЛЫЕ НОГИ»

…Вторая тридцатиминутка футбольного матча подходила к концу. Встречались наши «Умелые ноги» с командой из 15-й школы. На матче было много болельщиков, особенно девочек. Пришли даже некоторые учителя. Я следил за игрой, записывал в блокнот замечания. Наши проиграли 0:1.

В раздевалке начались споры. «Умелые ноги» обвиняли друг друга во всех смертных грехах. Больше всего досталось капитану за то, что он доверил бить девятиметровый удар Вячеславу Громову, а надо было бы, по мнению ребят, делать это Пашке Быкову.

…После душа я обычно делал разбор игры. На разборе разрешалось присутствовать не только футболистам, но и болельщикам.

Я открыл, свой блокнот и прочитал:

— «На 21-й минуте второго тайма Быков крикнул через все поле: „Нытик, отпасуй Костылю!..“» Начнем с того, что за крик судья мог тебя оштрафовать…

Быков вскочил с места.

— Ну и что, ну и что? Ну и пусть бы оштрафовал! А если бы он отпасовал Костылю, Зебра уже на выходе был и мог закатить штуку.

Левый крайний по прозвищу Нытик попробовал возражать:

— На выходе, на выходе… А ты сам финтил, финтил у своих ворот! Я тебе кричал: «Отдай Копченому!», а у тебя мяч отобрали и забили нам. И Пучеглазик тут уж ничего не мог сделать…

Пучеглазиком ребята окрестили своего вратаря Валерия Сопелкина. Он поднял руку и спросил меня:

— А как вы считаете? Почему мы проиграли? Ведь наши ребята техничней.

— Начистоту будем говорить? — спросил я. — Если так, то проиграли потому, что на поле были Зебры копченые и Костыли пучеглазые, а не игроки.

— Это как понимать?

— А вот так. На поле бегало стадо, а не команда. Стадо разъяренных, обиженных друг на друга мальчишек.

— Да нет, — попробовал возразить Сопелкин, — мы не очень… Мы особенно друг на друга не обижаемся. Просто плохая реакция была сегодня у ребят.

— А какая тут может быть реакция, когда тебя не собственным именем, а оскорбительной кличкой обзывают? Реакция в таких случаях одна: дать по шее обидчику.

— Подумаешь, неженки какие, — усмехнулся Пашка Быков. — Да у нас все ребята к прозвищам привычные. Мы же не с неба клички берем. У нас все со смыслом. Что вы думаете, мы прозвища друг другу просто так даем, из пальца высасываем? Нытик — он и есть нытик. Ручку у него попросишь, он тут же заноет. Чуть толкни — опять ныть будет. И быть ему по гроб жизни Нытиком.

Кто-то крикнул:

— А вот Отпетый, его по-другому тоже не назовешь. Его даже некоторые учителя так называют.

Высоко подняла руку Катя Самойлова.

— Можно мне? Можно мне?

Я дал ей слово.

— Нехорошо, конечно, нехорошо обзываться. Вот сейчас здесь нет Мити Комарикова, а ты, Яшка, прозвал его Сытым, а за что?

— Это тебя не касается, — послышалось из самого угла.

— А я все равно расскажу. Митя такой застенчивый, такой застенчивый! Когда мы были у Глеба на дне рождения, родители Глеба нас угощали разными вкусными вещами и все предлагали нам попробовать то то, то другое кушанье. Мы все ели вовсю… А вот Митя, он сидел с самого края за столом и клевал вилкой только в винегрет. Родители Глеба заметили это и стали Мите подносить и пирог, и печенье, и люля-кебаб, а Митя весь покраснел и все отнекивался. «Да нет, — говорит, — я сыт, большое спасибо», а у самого аж руки трясутся, так он стеснялся. На прощание родители Глеба предложили ему конфет, а Митя снова: «Да что вы, я же сыт». И за это мальчишки его Сытым прозвали. А еще товарищи…

Встал Зубило.