«Отчаянный», отчаливай!

Ведущие.

Война… Жестокая война
Не первый месяц длится…
Жизнь, как струна, напряжена,
В опасности столица…

Все громче злобный вой ветров,
На взрывы дни похожи,
А сводки Совинформбюро
Тревожней все и строже…

«В местах отдельных перешли
Фашисты в наступленье,
Велись жестокие бои
На N-ском направленье…»

Гаснет свет, обрывается музыка, слышатся выстрелы, чужая отрывистая речь, лязг проходящих по улице танков.

Открывается занавес. На сцене комната небольшого одноэтажного домика, которые встречаются в среднерусских городах. Стол, несколько стульев, комод, диван, в углу изразцовая печь. На окнах горшочки с геранью.

Сейчас, несмотря на дневное время, в доме опущены шторы. Только у одного окна, притаившись, выглядывают на улицу Вася, мальчик лет одиннадцати-двенадцати, и его бабушка Лукерья Матвеевна.

Вася. Гляди, гляди, бабушка, танки прошли… Здоровущие какие… И на всех кресты, а ты говорила, «креста на них нет».

Лукерья Матвеевна. Это по-ихнему свастика…

Вася(всматривается в щелку из-за занавески). Мотоциклы мчатся…

За окном послышались пьяный смех, блеяние козленка, голоса немецких солдат.

Бабушка, гляди, фрицы за козленком гоняются.

Выстрел.

Лукерья Матвеевна(подходит к окну и закрывает занавеску). Идем со мной, Васятка…

Вася. Куда, бабушка?

Лукерья Матвеевна. Посидишь в сарае, пока известие не придет, как с тобой дальше быть…

Вася. Да что меня прятать, я же маленький…

Лукерья Матвеевна. Козленок тоже маленький был. Идем.

Вася. Не пойду я в сарай. Ребята увидят — засмеют.

Лукерья Матвеевна. Не перечь. Вернется отец — все расскажу, так и знай.

Вася. Бабушка, а он тебе не говорил, куда он подался?

Лукерья Матвеевна. Не знаю.

Вася. А я знаю. В партизаны вместе с заводскими ушел.

Лукерья Матвеевна. Тсс! (Испуганно.) Погубишь всех! (Сворачивает лежащий на полу ковер, поднимает доски пола, обращается к Васе.) Снимай фотографии со стены…

Вася. Зачем?

Лукерья Матвеевна. Снимай, говорю, потом будешь спрашивать. И грамоту заводскую тоже снимай.

Вася аккуратно снимает со стены фотографии. Лукерья Матвеевна роется в комоде, что-то ищет.

Вася, а где галстук?

Вася. А где ему быть? У меня он. Вот он, под рубашкой.

Лукерья Матвеевна. Заворачивай его тоже в брезент — и в подпол.

Вася. Галстук не дам, бабушка…

Лукерья Матвеевна. Да тебя же повесят, как только найдут. Надежное ли место нашел — за пазухой.

Вася. Не догадаются.

Лукерья Матвеевна. Отдай, говорю. Беду накличешь.

Вася. Не отдам. Нельзя галстук в подпол. Ты не сердись, бабушка, но нельзя… Давай я лучше тебе помогать буду. (Укладывает грамоту, документы и фотографии в подпол, гвоздями заколачивает половицы.) Бабушка, а чего это ты из чулана иконы в дом принесла?

Лукерья Матвеевна. Пусть на виду повисят, в переднем углу.

Вася(улыбаясь). Молиться по вечерам будешь?

Лукерья Матвеевна. Молиться я давно уже разучилась. А вот коли фашисты к нам в дом пожалуют, поглядят на иконы, может, и не догадаются, что у тебя отец партийным был.

Вася. Маскировка, значит? Ох и хитрая ты у меня, бабуся!

Лукерья Матвеевна. Да уж какая есть… (Оглядывается по сторонам.)

Теперь вся комната преобразилась. Нет фамильных фотографий, портретов, висят иконы. Даже лампадку зажгла бабушка Лукерья перед одной из них.

Ну вот и хорошо. Все мы с тобой сделали. А теперь собирайся. Пойдем в сарай, и не перечь бабке.