Отчаянный шаг

Конечно, упрекать Сола в смерти Майкла и Таппи было и несправедливо и неблагородно, но в этот момент Пенни об этом не думала. Ее лицо пылало от гнева, она вскочила на ноги, решив ни секунды здесь не задерживаться.

— Сядьте!

Сол не шевельнулся, но такова была сила его власти над ней, что, когда их глаза встретились, Пенни окаменела, не сумев выдержать безмолвную дуэль и неожиданную резкость его команды.

— Мне больше нечего вам сказать. — В горле у нее пересохло. Она упрямо стояла.

— Зато мне есть, — с иронией проговорил Сол. — Я выслушал то, что вы мне хотели сказать, а теперь садитесь и послушайте меня.

Вначале она решила все-таки уйти, хлопнув дверью, но прочла угрозу в холодном взгляде его серых глаз: если она не сядет добровольно, он заставит ее это сделать. Ничего не оставалось, как выбрать меньшее из двух зол. Пожав плечами, она присела с видом полнейшего безразличия к происходящему.

— Вот так-то лучше! — Он приблизился к ней. — Теперь моя очередь.

Пенни не хотела смотреть на него, но власть его холодных глаз была неумолимой. Она съежилась, пытаясь скрыть тревогу от его чересчур проницательных глаз.

— Я полностью осознаю свои обязанности в отношении крестницы и намерен выполнять их, насколько позволят возможности. — Он остановился, набрал в легкие воздух. — И это означает, что я скорее предпочел бы, чтобы Люси взяла на воспитание добропорядочная семья, нежели согласился на ваш план. Я не желал, бы видеть, как девочка живет в доме, где царит богемный порядок, который, вероятно, вам по душе. Не хочу, чтобы ребенок попал к вам только потому, что у вас вдруг возник каприз побаловаться радостями материнства. Честно говоря, моя бесцеремонная крестная мамочка, я считаю вас, человеком безответственным и поэтому не хочу помогать вам оформить опекунство над Люси.

— О! — Пенни вскочила на ноги, глядя на него. Жестокие слова, словно острым кинжалом полоснули ее по сердцу. Кровь прилила к лицу. Не согласиться с ее планом — это одно. Но так обосновать свой отказ — это уже совсем другое! Богемный образ жизни! Ей хотелось одновременно и плакать и смеяться от такого голословного обвинения; она открыла было рот, чтобы достойно ответить ему, но не успела произнести еще ни слова в свою защиту, как Сол подскочил к ней и его сильные руки схватили ее за плечи. Он заговорил с едва сдерживаемой яростью:

— Вы думаете, у меня такая короткая память и я забыл, как мы с вами познакомились? Это платье, которое на вас сейчас, возможно, не столь обольстительно, как туалет, в котором вы были на крестинах, но его строгость не сотрет из моей памяти воспоминания о том, что оно скрывает!

По спине Пенни пробежала дрожь. Ей напомнили о событиях, которые она всеми силами старалась забыть.

Утром, в день крестин Люси, Таппи преподнесла ей подарок, назвав его «подарок для крестной матери», — дорогое и красивое платье из синего крепа. Таппи очень просила ее надеть это платье на церемонию. Сильно приталенное, с низким вырезом и расклешенной юбкой, оно очень шло Пенни с ее высокой грудью и тонкой талией. Но оно же, явилось причиной величайшего в ее жизни унижения!

— Это платье было подарком... — Она с негодованием взглянула на Сола, пытаясь объяснить.

— И вы, конечно же, не могли дождаться, когда снимете его перед каким-нибудь дарителем удовольствий?

— Нет! — Весь свой гнев, все свое возмущение вложила Пенни в этот возглас.

Она действительносняла это платье, но не перед каким-то мужчиной, чтобы ублажить его, ничего подобного! Она привыкла к простой свободной одежде, и вскоре все ее тело запротестовало против нового наряда. Еще хуже было с очаровательным корсетом на косточках, который Таппи тоже надела на нее. По существу, случилось то, что всегда случается с людьми обычными, которые вдруг привлекают к себе внимание, — они теряются, им становится неуютно! Таппи на своей работе демонстратора самых последних моделей привыкла носить нарядные вещи. Но для Пенни это было внове. И когда ей уже стало совсем невмоготу: что-то кололо, впивалось в тело, — она незаметно поднялась наверх, нашла пустую комнату и сняла платье и этот ненавистный корсет. Она хотела подпороть швы и передвинуть шнуровку на корсете, которая просто впивалась в тело.

И в тот самый момент, когда она разложила на кровати рядом со снятым платьем шелковое с кружевом нижнее белье и впервые за этот день свободно вздохнула, в комнату влетел Сол и увидел ее...

— Тогда, значит, демонстрация ваших прелестей предназначалась для моих глаз? — Циничная усмешка пряталась в уголках его губ, но взгляд оставался холодным. — Дорогая Пенни! Вам следовало предупредить меня. Ведь, в конце концов, я туда заглянул по чистой случайности: кто-то капнул томатным соком на мою рубашку, и мне пришлось подняться наверх, чтобы переодеться. У меня и в мыслях не было, что вы там задумали!