Отче наш

Она сознательно уводит Андрея от рассерженных женщин, стараясь не думать о том, виновен ли он в гибели Василька. Ей просто хочется, чтобы он был в безопасности.

Андрей идет за нею, удивляясь, как магически успокаивающе подействовало на Ниншу упоминание об Устинье Семеновне.

— Люба…

Она оглядывается, замедлив шаги и ожидая его, потом молча идет рядом, тревожно посматривая на середину озера, где едва приметной точечкой темнеет камышовый островок.

— И зачем я отпустила тебя? Как хоть у вас там все случилось?

Андрей пожимает плечами.

— Не знаю, — тихо говорит он. — Для меня ясно одно: не надо было пацана стращать из-за этих идиотских подсолнухов…

Любаша не отвечает. Она видит выходящую из проулка мать и останавливается, протянув Андрею одежду:

— Надень… Мама вон смотрит.

И неторопливо идет к проулку и что-то долго и горячо рассказывает матери. Устинья Семеновна молча и пристально смотрит на дочь, потом до Андрея доносится:

— Иди домой!

Затем Устинья Семеновна направляется к разноголосо гудевшей возле воды толпе.

Любаша подходит бледная, подавленная. «И почему она так?» — думает о матери. Вслух говорит:

— Пойдем, Андрей… Мама теперь долго не придет. К Аграфене наведается, к соседкам, потом к отцу Сергею. Случай-то такой, что… Смотри, смотри, опять поплыли!

От песчаной отмели снова плывут к середине озера лодки. В руках мужчин вместе с веслами багры. Толпа на берегу растет. У самого края воды неподвижно стоит в темной одежде Устинья Семеновна и, прикрывая от солнца глаза рукой, смотрит в даль озера.

Захлебывающуюся от плача Аграфену Лыжину оттаскивают от дочери и уводят домой. Лушка с опухшим от слез и материных пощечин лицом стоит у плетня ближнего огорода, не решаясь идти следом.

«Поделом тебе, — поглядывая в ее сторону, думает Устинья Семеновна. — Всевышний наказывает проклятущую. С небушка-то видно, кто грешит. Господь только ждет момента, чтобы в назидание другим сотворить свой суд».

Устинья Семеновна видит во всем случившемся особый знак, и она довольна всевышним. Наказал и мальчишку за воровство, и этому супостату, приставшему к ее дочери, судя по всему, будет худо.

«Так-то, милый, — со злорадством размышляет она об Андрее. — Все в руках у господа. Человек предполагает, а бог располагает. И его не обведешь вокруг пальца, не-ет! Что вот сейчас будешь делать-то, коль, как ни крутись, ответ за мальчонку надо тебе держать? Думаешь, случайно все так-то произошло? Ну, ну, думай… Так вас, нехристей, и надо учить…»

Она мельком окидывает взглядом, полным достоинства и презрения, хмурые лица женщин, сосредоточенно глядящих туда, куда поплыли лодки. И совсем неожиданно, по наитию свыше, решает, что ее обязанность, святой долг перед всевышним — растолковать этим растерянным людям, что все происшедшее — далеко неслучайно.

Устинья Семеновна подходит к одиноко стоящей у плетня Лушке, ласково заговаривает с ней, просит рассказать, как же случилось, что Андрюшка, схватившись руками за борт лодки, вывернул в воду Василька. Версия эта пришла в голову Устинье Семеновне мгновенно, невесть откуда, но она уцепилась за нее.

Лушка испуганно смотрит на Устинью Семеновну и мотает головой:

— Не выворачивал он вовсе… Василек увидел его и… и… — Подступившие слезы мешают Лушке говорить.

— А ты не расстраивайся, да все толком-то и вспомни, — успокаивает ее Устинья Семеновна. — Скоро милиция приедет, тебе за братишку-то отвечать придется, не дай господи… Тебе или Андрюшке. Вас там двое было, а с берега никто не рассмотрел, как все случилось, вот и пострадаешь ты за этого самого Андрюшку. В тюрьме-то не больно сладко будет… Я добра тебе по-соседски желаю, вот истинный господь.

Устинья Семеновна мелко крестится и снова говорит и говорит…

Вскоре к ним подходит Нинша, Лушка с беспокойством поглядывает на нее, но Устинья Семеновна опережает ее:

— Вишь ты, как было, а нам и невдомек… Слышь, Нинша, лодку-то, вот Лушка сказывает, мой квартирант чуть не опрокинул. Лушка спервоначалу-то перепугалась, давай не то плести… Ну, будет ему на орехи теперь!

Нинша изумленно смотрит на Устинью Семеновну, потом на Лушку и с торопливой радостью подхватывает:

— Я так и думала, да… жалко вашего квартиранта стало.

— Ну, он уж больше не квартирант у меня. Не хватало еще, чтобы из моего дома людей под наганом выводили, срам один. Отказываю я ему.

Нинша заторопилась.

— Пойду-ка, бабам-то расскажу про Лушкино признание, с ума сойдут. Ах ты, паразит такой, овечкой прикинулся…

Участковый уполномоченный сержант милиции Москалев прибыл на место происшествия, когда народ уже начал расходиться с берега, разнося взбудоражившую всех весть «о Лушкином признании».

Москалев работает в поселке года четыре и знает о недоброй славе озера; в памяти еще свежо дело об утонувшем нынешней весной мужчине. Тогда Москалев получил выговор от начальника отделения, капитана Лизунова, никак не хотевшего соглашаться, что человек исчез бесследно. Упоминание о шурфах вызвало у Лизунова ироническую улыбку.