Читаем Отче наш полностью

— Да-да, иди… — кивает Любаша. — А я на озеро еще сбегаю. Про половики совсем забыла…

Он пошел, а Любаша не может двинуться с места, смотрит ему вслед и хмурится, увидев, что Андрей здоровается за руку с Верой. Лишь потом торопливо уходит, но в памяти ее, когда идет домой, то и дело возникает именно это: протянувшая Андрею руку для пожатия незнакомая красивая девушка в легком летнем костюме.

— Тут тебя оперативник с поселкового отделения милиции разыскивал. Натворил что-нибудь? Ну-ка, сознавайся…

— Зачем я ему? — сделав над собой усилие, произносит равнодушно Андрей.

О случае на озере рассказывать Вере вот так, мимоходом, не хочется.

— В понедельник, значит, вызовет, — уточняет она. — Но дело не в этом. Завтра из вашей бригады надо трех человек — дежурить на базаре. Тебе за старшего в тройке идти, как бригадиру. Вася Вяхирев попросил, его в горком вызвали.

— Ладно, скажу ребятам. Не говорил он — зачем?

— Вася? Но я же…

— Нет! Оперативник…

— А-а… Нет, ничего не сказал… Так договорились о дежурстве?

— Ага…

Вера сбегает с крыльца и снова окликает его:

— А девушке своей привет передай, слышишь? Свадьбу устроим комсомольскую.

Андрей кивает: «Слышу», и невесело усмехается: когда-то еще будет эта свадьба.

9

Пройдя немного, Вера замечает на дороге Любашу. Среди зелени мелькнуло ее простенькое белое платье. Вот Любаша оглянулась на повороте, шагнула на тропинку, и зелень листвы поглотила ее.

И почему-то с грустью подумала Вера о своей дружбе с Василием Вяхиревым. Он любит ее, знает Вера. Но произнести окончательное слово, после которого они станут мужем и женой, Вера никак не может. Василий при любом удобном случае намекает ей, что она не умеет принимать решения, даже сердится иногда. Но он и сердится в каких-то дозволенных, что ли, рамках.

А Вера не может быть такой. В кругу знакомых она известна своей прямотой, жаждой активной деятельности. И в институт пошла в горный, избрав чисто мужскую специальность. С упорством воевала, чтобы ее зачислили на факультет, где готовились эксплуатационники — будущие горные мастера, начальники участков, горные инженеры.

— Слушайте, не для вас это! — мягко возражал ей профессор, председатель приемной комиссии, всю войну отработавший главным инженером на одной из североуральских шахт. — Народец-то в шахтах… Не бывали вы там? Иную смену ни минуты без этаких крепких словечек не обходится, потому что тяжеленько все же под землей людям. А там смотришь, найдутся этакие сорви головы, которые специально будут упражняться в матюках, едва вас завидят, да и… Разное под землей бывает…

— Ну, испугалась я их! — презрительно усмехнулась Вера. — Если хотите, я не хуже их могу ругаться, когда потребуется… Хотите?

Профессор с минуту удивленно смотрел на эту боевитую девчушку, в больших глазах которой мгновенно появились колючие, злые чертики, и неожиданно расхохотался…

Вероятно, он сделал все возможное для нее, настояв, чтобы Веру зачислили в группу маркшейдеров. И она согласилась, рассудив, что и маркшейдеру в шахте работы много.

…Приближающийся треск мотоцикла заставляет Веру оглянуться. Она видит, как Костя Воронов, бригадир из комбайновой лавы, мчится прямо на нее, но в полуметре делает залихватский крутой вираж, взметнув вихрь пыли, и останавливает машину шагах в четырех.

— Черт бешеный! — кричит Вера, оторопев. — А если бы у меня нервы были слабые?

— И лежал бы красивый труп на дороге, — улыбается Костя, не сходя с мотоцикла. — Садитесь, Верочка. Происходит похищение прекрасной девы по указанию секретаря партийной организации шахты. Во-он ждет!

У ворот шахтной территории стоит Александр Владимирович Сойченко. Он машет рукой: давайте живей…

— Кричали — не помогает, — продвигая вперед мотоцикл, говорит Костя. — А Александру Владимировичу Верочка во как нужна! Ну-с, занимайте багажное место!

Александр Владимирович Сойченко с любопытством смотрит на сверкнувшие при развороте мотоцикла Верины колени, про себя думает: «Ну и мода пошла у молодых…»

А вслух говорит с легкой досадой:

— Извини, что вернул, но дело, видишь ли, такое… В горкоме в понедельник утром секретарей собирают — рассматривается вопрос об антирелигиозной пропаганде. Я не в курсе, чем сегодняшние ваши беседы закончились… Вопросы, какие задавали люди, претензии, может быть, есть к нам… Как и в прошлый раз шесть человек ходило?

— Не-ет, — поправляет его Вера. — Девять. Трое новеньких пожелали… Только странно, Александр Владимирович, все девчата! Парни не хотят. Дескать, как это так, лови людей на улице и агитируй их, что бога нет… Я им объяснила, что про бога сейчас меньше всего говорить надо, что рассказывать надо о достижениях науки, о покорении космического пространства.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза