Отче Наш (СИ)

"А наш то" позволил всем пробудиться. Очнулся и сам. Прислушался. Газовыделения не беспокоили. Потянулся. Живот скромненько запросил диетического супчика. Повеселел. Вечер обещает быть томным. Стоп. А где это мой крысавец, то есть казнохранитель? С испугом завертелся,- отыскав в уголочке, в креслице, успокоился:

- А ты тут. Ну как там золотой запас?

Поминая добрым словом своего ангела-хранителя, который все таки достучался через внутренний голос до своего любимчика, казначей, скрывая сбившееся дыхание, стал было открывать рот, но вопрошающий милостиво отмахнулся.

- Оставь. А вот что скажи мне, любезный... - хотел назвать по имени, ну хотя бы отчество вспомнить, но вечер обещался быть томным, и всякая фамильярная чушь в мозгу блокировалась. - Вот скажи мне, а что если мне зарплату урезать, сократить денежное довольствие, а?

Казначей всегда готов ко всему - первый из пионеров:

- Какое непосильное облегчение для налогоплательщиков...

- Знаю, знаю! А вот ты мысль до конца уразумей: первое, я получаю меньше всех из себе подобных; второе...

... и загибая поочередно пальцы на руках, стал развивать витиеватую мысль возлежащий, в полной уверенности, что уже готов диетический супчик, и по мановению его воли супчик будет подан. Приятные моменты он всегда откладывал на потом - дело прежде всего! дело и еще раз дело! Поэтому он теперь имел,- что имел. Цельность его натуры признается биографами как константа, то есть постоянная величина, которая должна служить баннером, тьфу ты, знаменем для подрастающего поколения.

А Казначей, все еще пребывая в прострации от головоломных посягательств узкоглазых бактерий на золотой запас и своих адекватных мерах по сохранности оного запаса, вел внутренний параллельный монолог во мгле своего подсознания:

- Золотой запас! Да гори он китайским огнем, если на текущий момент платить по счетам нечем. Опять кредиты, опять займы, и каждый месяц на проценты разбит аж до десятого колена. Опричников кормить нечем, не говоря уже о крепостных. Простой народ что, а опричники, если с иноземцами снюхаются, то смуты не миновать... Получаю меньше всех из себе подобных и питаюсь тремя корочками хлеба. А на какой счет записать закрытые и открытые базы персонального отдыха, содержащиеся круглогодично, да резиденции для приема себе подобных, да медучреждения для себе подобных, да авиа- авто- техновольеры для личного пользования, да денежное довольство обслуги... Бедненький Буратино не просто бедненький благодаря дару великого лицемерия.

- Четверть века у власти, и чувствую, что становлюсь все неприхотливее и не прихотливее. А где мой наследник?

- Дядька учит основам безопасности жизнедеятельности.

- Добре. А медсестра?

- Практикует навыки оказания помощи поперечным способом, по новым методологическим инструкциям.

- Добре. К празднику все готово? Ну, тогда я покажусь без помпезности - инкогнито, значит. Да попа пригласите. Все ж я как ни как а православный атеист. А теперь супчику мне и клозет без мух.

А Казначей подумал: почему динозавры боятся мышей? потому что в шкуре динозавра живет, пусть и маленький, но слон.

Кабала святош ожидала выхода сюзерена. Придворные построились по ранговому ранжиру. Некоторые были с пассиями. Званый раут без галстуков, по домашнему. По-домашнему объявился и сюзерен. Супчик пошел на пользу, мухи не испортили настроения, вечер казался томным. Спустившись легкой походкой с крыльца, опора демократии приветствовал вассалов дружеским рукопожатием и легкими фразами благодушия. Перебирая радостные потные ладони, ощущая поддержку в каждом рукопожатии, он уже в мыслях предавался эффекту, который произведет его появление на всенародно почитаемом празднике предков. Последнее рукопожатие - и можно бежать в народ, слиться с народом, стать частью народа и, чего греха таить, оттянуться, как и народ оттягивается: поводить хороводы, попрыгать через костер, пустить венок по реке, погадать на суженую-ряженую, испить Живой, хотя где ты ее возьмёшь, испить Мертвой водицы - и кто знает, кто знает, возможно и иные утехи взыграют в чреслах. Бегом, бегом в народ...

Протянутая рука зависла в воздухе и ждала последнего рукопожатия, но рукопожатие сторонилось объятий. И тогда значимые глаза первого лица стали лихорадочно искать причину задержки, - и нашли седые глаза незнакомого плешивого мужчины, с которым рядом стояла женщина, похожая на мать, жену, подругу, любовницу и на ту единственную, что изредка является во снах. И время остановилось, и раскрылась вечность.

"Я проходил мимо и видел тебя на скорбном празднике, когда ты почтил детей Моих и поклонился жертвам холокоста, без помпезности и в простоте. И это было любо в глазах Моих. И ты правил, и рука моя была в помощь тебе. И даже за подземелья твои Я не спрашивал с тебя, ибо по воле моей должны страдать люди сии, чтобы благоухать на небесах. И за золотой запас Я не укорял тебя, ибо народ сей достоин сего содержания. Но ныне вот Я против тебя.