Тумана как и не было. К стоящему на коленях толстенькому, с залысинами мужичку и девочке, протирающей со сна глаза, подошли. Отец поднял дитя на руки и от чувств стоял и прижимал к себе ребенка: как столб держит провода, чуть-чуть гудя и пошатываясь от напряжения. Молодая дама вытирала лицо девочки платком. Плешивый подтянутый мужчина спокойно рассматривал богинь. Большой, медведе подобный священник в желто-серых одеждах вытащил из рясы карты и передал плешивому. Тот взял карты. Подумал. И передал колоду богиням. Старшая из них схватила колоду. Все трое присели в низком реверансе и исчезли.
А над ночными травами заброшенных очистных сооружений вставал красноватый отсвет созревшей луны. То бог Ярила краснел личиком в ожидании невесты.
Путники поднимались к церкви.
Оставшись одна, миловидная женщина вначале усердно помолилась. Молилась за все, что приходило в голову. Но время медлило, а с ним и истаивало желание молиться. В конце концов устав ждать и бодрствовать, прихожанка последний раз перекрестилась, вышла, притворила дверь, еще раз перекрестилась на закрытую церковь и пошла домой, готовить своему непутевому, но любимому внуку ужин тире обед.
Три свечи зажгла и поставила на светильники прихожанка. Первую за дочь и зятя, за упокой их души; вторую за Венечку, за его здравие; третью Николе Угоднику, чтобы Венечка жил как все.
Мышка бежала, не удержалась на потолочной балке, упала вниз махая хвостиком. Свечку у Николая Угодника обронила, юркнула на пол и была такова. Свечка покатилась и к иконостасу прижалась. Иконостас подхватил маленькое ущербное пламешко, поволок его струйкой дыма все вверх и вверх и вдруг заулыбался всеми ликами святых, расцветился румянцем и зардел как маков цвет. Горело споро и прекрасно.
Путники подходили к церкви. Вдруг деревянный купол вздохнул тяжело и безнадежно, заворочался с боку на бок, приподнялся, в последнем прости, и всей массой сиганул в небо. Пламя над церковью озарило окрестность, покачалось из стороны в сторону и уползло вовнутрь, даже дыма не было. Не больше минуты, а церковь как стояла, так и стояла, только без купола.
- Свят, свят, свят,- всего лишь и успел перекреститься батюшка. - Привиделось!
- Нет, святой отец - это реальность. Делаем так. Святой отец делает, что посчитает нужным. Эфра, ступай в лечебницу, поднимай больных. Но я думаю, вам мало что угрожает. Художник, бери дочку и ступай в дом. Кипяти много-много воды и приготовь марли, бинтов, всего для перевязок. Мы с Фролом пойдем по домам и будем просить людей эвакуироваться.
Все удивленно смотрели на Плотника с вопросами в глазах.
- Пожалуйста, делайте это. Тушить бесполезно - это возмездие и не наша война. Встретимся у Художника.
- А вызвать спасателей?
- Вызывайте, но и это бессмысленно. Сегодня день, когда спасутся только души.
И началось. Церковь вспыхнула со всех сторон и весело затрещала последним псалмом. Появились первые зеваки. Священник пошел в дом, спокойно переоделся, разбудил жену и сел откушать кофею.
Эфра прибежала в лечебницу, подняла переполох, за что получила строгое внушение от начмеда. Но больных одели, собрали с вещами и стали ждать дальнейших событий.
Художник принес девочку домой. Приготовил на скорую руку поесть, вскипятил воды, покупал дочку, уложил спать, и стал готовить перевязочный материал и кипятить воду.
Плотник и Фрол сели на скамейку, неподалеку от горящего здания, закурили и смотрели в огнь. Ангелы-хранители не докучали людям, а тоже смотрели, как по переулку уже мчится пожарный расчет да вдали у реки все сверкают огни.
Бравые парни эмчээс подкатили, оперативно развернули пожарный расчет, засучив рукава, направили на оранжевое пламя пушку и брандспойт и плюнули одновременно. Плевка хватило минуты на три, а потом пши-пши и кап-кап-кап. Бросились к ближайшему и единственному в округе пожарному гидранту. Но... пожарный гидрант ограждал монолитный забор, который и не всякий танк преодолеет. Хозяин забора и того, что за забором, милостиво разрешил пожарным дотянуться до гидранта рукавом. Рукава не хватало метров на десять. Тогда хозяин пожал плечами и пошел по гаревой дорожке в дом, а вместо себя оставил двух улыбчивых сторожевых бультерьеров.
Фрол и Плотник докурили и пошли по домам, прося людей уходить из деревни, без вещей, но с документами и детьми и животными. Но их гнали как нетопырей, а некоторые расторопные звонили куда следует.
А вдали у реки догорали костры, но праздник сдаваться не спешил. Свадьба пела и плясала. Только отцу невесты с каждой прожитой минутой становилось все хуже и хуже. Лютиков и воду пил, и Мертвой водой не брезговал, и валидольчика подсуетились вложить в немеющий рот сердобольные родственнички. Но млявость, а потом и обыяковость до окружающего только усугублялись. Лютиков прилег на вытоптанной травке и стал семенить ножками.
- Опять папаня нализался до чертиков. Эй?! поднимите это тело и снесите в авто, да влейте ему еще грамм триста, чтоб до утра дрых.
- Флоксик! через костер прыгать надо, а я за платье боюсь.
- С какого лешего через костер прыгать? костюм испачкаю.