Отчет Брэдбери

Мы заканчиваем с подгузниками. Какое счастье. Клону, похоже, не нравится мое вмешательство. Возможно, оно оскорбляет его чувство собственного достоинства. Я этому не удивлюсь. Ранним вечером, после ужина, я пошла к нему, чтобы проверить подгузник. Заглянула в комнату. Он спал. Я наклонилась над кроватью и стала снимать с него пижамные брюки. Он открыл глаза. Увидев меня, понял, что я собираюсь делать, и отодвинул мою руку. Он сорвал с себя подгузник, оказавшийся чистым и сухим, и бросил его на пол. Он был зол. Оскорблен, как я теперь думаю. Я испугалась, что он впадет в ярость. Физически я ему не соперник. Правда, он очень слаб. Он потянул брюки, прикрылся, потом сел на кровати. Он не смотрел на меня. Он медленно передвигал себя по кровати так, чтобы сесть на ее край и опустить ноги на пол. Он обхватил голову руками и оставался в такой позе достаточно долгое время. Я подумала, что он плачет, но он не издавал ни звука. Потом он встал. Он в первый раз встал с постели. Он пошатывался. Я боялась, что ноги его не удержат. Я подошла к нему и взяла за руку. Я говорила с ним ласково, как могла. Я сказала:

— Все в порядке. С тобой все хорошо. И дальше все будет хорошо.

Он направился к двери. Он двигался очень медленно. Я не отпускала его руку, чтобы помочь удержать равновесие.

— Тебе нужно в туалет? — спросила я.

Я не знала, что он собирался сделать. Может быть, просто хотел уйти. Трудно сказать, понимал ли он мои слова. Он не смотрел на меня, когда я говорила с ним.

— Давай покажу, где это, — предложила я.

Мы вместе спустились в прихожую. Он едва волочил ноги. Он был очень слаб, дезориентирован и ошеломлен. Я пошла с ним в туалет. Подняла крышку унитаза, подняла сиденье, потом нажала кнопку смыва, чтобы показать, как это работает. Он посмотрел на меня. На его лице застыла невыносимая печаль. У меня заболело сердце. Это было лицо Рэя. Он стоял перед унитазом. Его колени дрожали. Он походил на сгорбленного старика. Он просто стоял. Я подумала, что он, вероятно, никогда раньше не мочился в унитаз, что клоны-мужчины мочатся в длинные металлические желобы, какие имеются на стадионах для игры в бейсбол, что они используют унитазы только для дефекации, а может, они мочатся сидя. Возможно, он никогда не пользовался унитазом. Я не представляла себе, как показать ему, что надо делать. В конце концов до меня дошло, что он, вероятно, просто-напросто ждет, пока я выйду и оставлю его одного. Я вышла в прихожую. Я оставила дверь открытой и встала там, где он не мог меня видеть. Через пару секунд он закрыл дверь. Я боялась, что он упадет и разобьет голову об унитаз или о бачок, но оставалась снаружи. Я услышала шум воды, льющейся в унитазе. Когда он открыл дверь, я взяла его за руку. Он не смотрел на меня. Мы прошли по прихожей и вернулись в спальню. Я помогла ему лечь на кровать.

— Вот и хорошо, — сказала я.

Он лег на спину, лицом к стене.

Самое странное. Я сидела рядом с ним, пока он лежал в кровати. Часа в два пополудни. Было жарко. На нем была синяя укороченная пижама моего мужа, он лежал поверх одеяла, в полудреме. Я пела ему уже полчаса, пытаясь его успокоить, показать свою доброту. Человеческую доброту, чуть не написала я. Негромко пела «Три маленькие рыбки». «Страну Неверлэнд». «Покажи мне дорогу домой», обе версии. Песни, которые пела мне мать, а ей — ее мать. Я пыталась вспомнить колыбельные, но не могла. Хорошо, что я не подумала о «Баю-бай, малыш», иначе бы обязательно ее спела. Я спела «Норвежский лес», старую песню «Биттлз», которую любила моя мать. Я подумала — интересно, пел ли ему кто-нибудь когда-нибудь, слышал ли он вообще, как люди поют? Ни с того ни с сего он завопил. Словно мартовский кот перед схваткой с соперником. Я перестала петь. Он сел. Взглянул на тыльную сторону ладоней, потом начал неистово тереть ими о ноги. В одно мгновение он обезумел. Начал хватать и тянуть кожу на руках. Потом стал проделывать то же самое с голенями и лодыжками, в безумии метался, поочередно пытаясь содрать кожу с ног и рук. Похоже, ему казалось, что по его коже бегает что-то живое. Не знаю, спал ли он, был ли это сон, или он бодрствовал, и это была галлюцинация. Я положила руки ему на плечи и мягко заставила снова лечь на кровать. Там ничего нет, сказала я. Засыпай. Ничего нет. Как только я убрала руки, он снова поднялся и стал себя царапать. Это продолжалось около пяти минут, при этом он вопил, не переставая. Затем все прекратилось. Он откинулся назад, упал и мгновенно уснул. Может быть, он все это время спал. Я не знаю.