Отчий дом

На следующий день Андрей зашел в класс и, кажется, впервые сразу увидел Аленку в соседнем, через проход от него ряду, наискосок и чуточку впереди. И ему тотчас же, немедленно захотелось во что бы то ни стало выяснить, помнит ли она, Аленка, как и он, «вчерашнее»? Поднял голову от парты, несмело, сторожко и быстро поглядел в ее сторону и… сразу же нырнул в барвинковую глубину ее широко открытых, чем-то словно бы испуганных глаз… И еще… И потом снова… И так несколько раз в течение урока… Смотрел, все дольше и дольше не отрывая глаз. Что-то такое важное, крайне необходимое-говорили они друг другу этими взглядами. Говорили, будучи не в силах и сами понять — что…

И так всю весну, изо дня в день, пока не закончился учебный год. Разговаривали и разговаривали о чем-то глазами, будто в угаре, пронизывали друг друга горячими взглядами, так и не осмеливаясь досказать и не имея сил пересилить себя. Да и какая уж там смелость, когда они не решались, боялись даже подойти друг к другу. А столкнувшись случайно лицом к лицу в коридоре или во дворе, разбегались, как наэлектризованные янтарные шарики на уроках физики. Какие-то непостижимые весенние чары, какое-то хмельное, тревожное, радостное и вместе с тем горькое чувство, сладко-невыносимая мука, которую нет сил преодолеть, подавить в себе…

Целое лето после этого они так ни разу и не встретились. И этот угар, это весеннее наваждение постепенно рассеялись, призабылись, увяли…

А потом… Потом Андрей уже не помнил, когда и как Аленка исчезла из его глаз, незаметно, неизвестно когда и куда затерявшись. Во всяком случае в том году в школу, в пятый класс она не пришла. Кажется даже, куда-то выехала вместе с родителями. И осталась от нее лишь память об этом чуточку испуганном, завороженном взгляде, порой неожиданно откликающаяся на случайное слово «смуток», будя в душе какие-то таинственные, бог весть какие далекие, почти неслышные и скорей угадываемые струны, которых все же не заглушило ни время, ни Петриковка с ее чебрецовой горечью и соловьиной романтикой.

«Додому, додому, до отчого дому…»

Низко над тихими, пустынными полями нависают синие тревожные тучи. Сквозь их узенькие глубокие провалы-просветы еле-еле пробивается бледно-розовый свет поздней декабрьской утренней зари. Грохочет, покачиваясь, вагон, глухо стучат под тяжелыми колесами рельсы. И… это ведь так интересно… Сохранился ли еще тот лесок в глубокой балке и не исчез ли, но пересох, не затянулся илом тот сладкий родничок его детства?.. И кто знает, кто скажет сегодня, как сложилась судьба той, оказывается, чем-то небезразличной ему и сегодня, почти призрачной Аленки с ее элегичной фамилией Смуток?