- Пускай себе грозят. Волков бояться - в лес не ходить. Опасаться, конечно, надо, поджог устроить могут. Только труса праздновать твоей Матрене нечего. Оружие у тебя есть, постоять за себя при случае можешь. Угостишь любого гада.
- Неужели кто из Барышниковых в поселке прячется?
- По-моему, нет. Кто-нибудь из ихних родственников старается. На испуг думают взять. Надо к ним приглядеться...
Первую ночь на новом месте Симон спал, не раздеваясь, заряженную винтовку держал в изголовье. Но прошла она спокойно, ни разу не скрипнул под окнами снег. Ничего не случилось и назавтра. На третью ночь Симон разделся и крепко уснул. За полночь его разбудила спавшая рядом жена.
- Кто-то у нас под окнами ходит. Вставай! - толкнула она его под бок.
Симон вскочил, сунул ноги в валенки, накинул на плечи шинель и вышел в сени с винтовкой в руках. Постоял, прислушался, выглянул в заделанное железной решеткой слуховое окно. В ограде все было тихо. Тогда он открыл потихоньку дверь и выбежал в ограду. Кто-то тотчас же кинулся прочь от выходящих в улицу окон, закрытых на ставни. Симон бросился в улицу и увидел убегающего вдоль по улице человека. Нечего было и думать, чтобы догнать его. Симон вскинул винтовку и выстрелил. От испуга тот закричал диким мальчишеским голосом и скрылся в ближайшем переулке.
Симон подошел к окнам и нашел на завалинке небольшие овчинные рукавицы, а на одной из ставней приклеенную хлебным мякишем бумажку почти с тем же содержанием, что и в первой. Утром он отправился со своей находкой к Семену.
- Пойдем в сельревком к Герасиму. Заставим его вызвать барышниковских сестер Вассу и Манефу. У них у обеих есть парни-подростки. По-моему, это они и работают, - сказал ему Семен, и они отправились к Герасиму.
Герасим собрался ехать за сеном. В ограде у него стояли уже запряженные в сани лошади, а сам он стоял в дохе и с кнутом в руках на крыльце и отдавал какие-то распоряжения жене.
Узнав, зачем пришли к нему партизаны, он нехотя распряг лошадей, послал старшего сына Глеба за Вассой и Манефой.
- Только вы их сами допрашивайте. Я этого делать не умею, - сказал он, когда пришли в сельревком.
- А ты что, потрухиваешь? - спросил его Семен.
- Не потрухиваю, а как-то неловко ни с того ни с чего к бабам вязаться.
- Ладно. Допросим без тебя. Ты только сиди на председательском месте, чтобы все по закону было. Нам важно не виновника разыскать, а предупредить баб, что оболтусы-детки у них с огнем играют. Ты себе знай посиживай да покашливай для солидности.
Васса и Манефа не заставили себя долго ждать. Одевшись как можно похуже, явились они в сельревком не на шутку встревоженные, с заплаканными глазами. Остановившись у дверей, робко поздоровались. Герасим предложил им сесть и обратился к Семену:
- Давай расспрашивай их, товарищ Забережный.
- Ну, бабы, рассказывайте, что у вас сегодня дома случилось? Все у вас живы, здоровы?
- Ничего у нас не случилось, - сказала рыжая Манефа.
- На здоровье тоже не жалуемся, - нараспев отвечала Васса, рослая и смуглая, как цыганка, женщина лет пятидесяти.
- Раз ничего не случилось, тогда хорошо, - загадочно усмехаясь, пристально разглядывал сестер Семен. - А чьи это рукавицы? Кто вот эти бумажки к нашим ставням приклеивает?
Сестры разревелись, стали божиться, что ничего не знают, не ведают.
- Да вы не ревите, не ревите. Слезы вам не помогут. Я не хочу допытываться, чей сопляк это сделал и по чьей указке. Я только хочу предупредить, чтобы было это в последний раз. Нас не испугаете, а себе беды наделаете. Возьмите эти рукавицы и хорошенько выпорите того, кто их потерял. Понятно?
- Зря нас пугаешь, Семен, - продолжала упорствовать Манефа. - Не наши это рукавички. У нас таких отродясь не бывало.
- Да будет тебе! - прикрикнула на нее Васса. - Убивать не собираются и ладно.
Тут подал свой голос Герасим:
- Ты, Манефа, брось открещиваться. Маркешка у тебя отпетый парень. Я тебе как председатель говорю: приструнь его, иначе его арестовать придется. Долго мне с вами некогда разговаривать. Забирайте рукавицы и убирайтесь. Нам вашего добра не надо. Я их сейчас выкину и подглядывать не буду, кто их из вас подберет.
Он вышел на крыльцо, бросил рукавицы на протоптанную в снегу тропинку и, вернувшись, сказал сестрам:
- Идите с богом!
Они распрощались и ушли.
Минут через десять после их ухода он снова вышел на крыльцо. Рукавиц на тропинке не было. Довольный вернулся он назад и со смехом сказал:
- Взяли! Значит, не зря на них думали. Теперь сами закаются и другим закажут.
Возвращаясь домой, Семен повстречал Никулу. Тот ему сейчас же сообщил:
- Шел я, Евдокимыч, сейчас мимо дома Манефы Перминовой, а там дикий рев стоит. В два ремня Манефа с мужем своего Маркешку порют. Манефа кричит: "Не позорь меня, не подводи под стыд!" А отец, тот бьет и приговаривает: "Не теряй, подлец, рукавичек! Умей шкодить и не попадаться!" За что они ему такую арифметику преподают, так я и не догадался.
33
Через несколько дней Семен, вернувшись из леса с дровами, застал у себя в зимовье Авдотью Михайловну. Оказывается, Алене в его отсутствие стало гораздо хуже. Она умирала.