Отчий край

- А чего краснеешь? Дело это житейское, обыкновенное. Все когда-нибудь да женятся. Я вот о себе думал, что так и помру холостяком. А недавно тоже женой обзавелся. Чего смеешься? Думаешь - седина в голову, а бес в ребро? И в самом деле, расскажи-ка об этом у нас в поселке - смеху не оберешься. Скажут, взбесился на старости лет...

- Да какой же ты старик? - любуясь в эту минуту веселым, заметно помолодевшим за последние два года дядей, сказал Ганька.

- Старик не старик, а лучшие годы уже прошли. Не вернешь их.

- А на ком ты женился?

- Известно на ком, на женщине. Ты ее, кстати, знаешь. Это Антонина Степановна Олекминская.

- Антонина Степановна?! Вот не думал-то...

- А что ты так удивился?

- Да ведь она гораздо моложе тебя... Потом я вспомнил, как в нее один мой дружок был влюбленный. Втрескался в нее за границей по уши. Разговаривать с ней стеснялся, а ревновал ко всем так, что мне его жалко делалось.

- Кто же это такой? - спросил неприятно пораженный Василий Андреевич.

- Гошка Пляскин. Он ей однажды письмо в стихах сочинил. Хотел было передать, да случайно узнал, что она коммунистка. Тут сразу вся его любовь и кончилась.

- Это почему же?

- Не знаю. Он мне тогда так сказал: раз, говорит, она коммунистка, она таких дураков, как я, в упор не видит. Приходится, говорит, мне с этого дня крест на свою любовь поставить...

- А ты знаешь, что Гошка Пляскин здесь?

- Нет, не знаю.

- Он здесь в военно-политическом училище учится. Я его все к себе заходить приглашал. Он всегда обещался, но так и не зашел ни разу. Понятно, почему он стесняется у меня бывать... А теперь ты мне скажи, много еще мунгаловцев за границей?

- Да есть еще. Не вернулись Архип и Петька Кустовы, братья Барышниковы, Чепаловы и Епифан Козулин. Всего человек пятнадцать наберется. Все остальные уже заявились с покорной головой.

- Из всех, кто не вернулся, мне одного Епифана жалко. Это же вечный труженик. Насколько я помню, никогда он не любил дурака валять. Работал как бешеный. И человек он неплохой.

- Да, неплохой, как же! - скорбно усмехнулся Гавриил. - Он на тебя и на Романа все зубы точит. Слышать, говорят, спокойно о вас не может. На Романа-то он из-за дочери несет. А вот на тебя за что? Что ты ему плохого сделал?

- Ровным счетом ничего... Ну, раз мы ему белый свет заслонили, тут ничего не поделаешь. Так и пропадет человек за границей... А как ваши партизаны к возвращенцам относятся? Не притесняют?

- По пьяной лавочке иногда куражатся, морду набить норовят. Особенно отличается Лука Ивачев.

- А как Каргин живет?

- Работает в своем хозяйстве. Даже в праздник его редко на улице увидишь. Все норовит на заимке жить. Должно быть, потрухивает партизан. Его Кушаверов все хлопнуть собирается. Раза два приезжал к нам пьяный и с винтовкой. Оба раза Семен силой домой его отправлял и велел дурака не валять, а то, говорит, под суд пойдешь.

- Значит, Семен умеет революционный порядок поддерживать? Хорошо он председателем работает?

- По-моему хорошо. Только разве на всех угодишь? Многие на него косятся, ругают за глаза, но побаиваются. При встрече все Семеном Евдокимовичем величают, в гости зовут, на свадьбы, на крестины.

- А он выпивает?

- Мимо рта не проносит, если подадут. После смерти Алены он прямо до чертиков допивался. Но теперь взял себя в руки. На свадьбы ходит, а меру выпивке знает.

- Он не женился еще?

- Пока нет. Похаживает частенько к нашей учительнице. Говорит, задачи решать ходит, а народ уже посмеивается над ним. У всех его задачек, говорят, один ответ - свадьба председателя с учительницей. Знаешь ведь, как у нас зубы-то мыть умеют...

После обеда Василий Андреевич спросил Гавриила:

- Ты где остановился?

- На постоялом дворе у Фейгельманов.

- Я, понимаешь, до вечера буду занят. Дел у меня вот сколько, провел он пальцем по горлу. - Ты отправляйся пока на постоялый, отдохни там. Вечером я забегу за тобой и заберу тебя к себе. Поместиться у меня есть где. Антонина Степановна сейчас в командировке. Деньги у тебя имеются?

- Есть немного, да и то не с собой. Отдал я их на сохранение Чубатову.

- А все-таки сколько же у тебя денег? С чем ты приехал?

- Есть девять рублей.

- Тогда на вот тебе три кружка, - подал он ему три серебряных царских рубля. - Купи на них чего-нибудь съестного, чтобы было чем нам поужинать... А теперь давай твой пропуск, я распишусь на нем, и ты иди.

38

Когда Гавриил вышел на улицу, солнце стояло над зубчатыми сопками за Ингодой. Приближался вечер.

Он, не торопясь, спустился на главную читинскую улицу, пошел по тротуару вдоль парикмахерских, лавочек, часовых мастерских и каких-то ателье, на вывесках которых были нарисованы красивые парни и девки все в гладко отутюженных и ловко сидевших на них платьях и костюмах. Он так увлекся разглядыванием вывесок, что не заметил, как налетел на какого-то рослого молодого военного в длинной кавалерийской шинели с пустым рукавом вместо левой руки.

- Эй ты, деревня! Полегче на поворотах! - закричал на него военный. Голос его показался Гавриилу знакомым.

Он вскинул глаза на презрительно усмехавшегося военного и узнал в нем Гошку Пляскина.