Отчий край

Установив с такой убедительной достоверностью свое родство с Ганькой, Кум Кумыч покровительственно похлопал его по плечу и сказал:

- Хорошо, что ты попал в нашу сотню. Тут у тебя и брат и я. Брату, конечно, некогда с тобой возиться. Сотней командовать - дело нешуточное. Держись в таком случае за меня. Я, паря, не хвастаясь, скажу, что калач я тертый. Потом я ведь собираюсь к вам переселиться. Места у вас в поселке шибко привольные. Сенокосных и пахотных угодьев вдоволь, лес - под боком и речка никогда не пересыхает. Благодать, не то что у нас, грешных. Мы потомственные крестьяне, а при царе крестьян не шибко жаловали. Поселили нас в голых сопках, заставили руду возить и уголь жечь для сереброплавильного завода. Надо пахать - камень корчуй, надрывайся хуже всякой собаки. За дровами поехал - три дня проездишь. Ни речки, ни озера поблизости. Зимой, пока скотину напоишь, обморозишься весь. А у вас приволье! - зажмурился от удовольствия Кум Кумыч. - Вот как разделаемся с Семеновым да уравняем себя в правах с казаками, обязательно к вам перекочую. У меня там и место под избу облюбовано в переулке у ключа. Тогда милости прошу ко мне во всякое время. Я мужик хлебосольный.

Когда Кум Кумыч с довольным видом отошел к своим коням, к Ганьке неожиданно подошел Ермошка. По-прежнему жестокими, подернутыми синей дымкой глазами уставился он на Ганьку и спросил:

- Узнаешь?

- Узнаю. Такого не вдруг забудешь.

- Какого такого?

- Да шибко дикого. Любишь ты людей пугать... А как ты здесь оказался? Разве ты в нашем полку?

- Я теперь в пятой сотне у товарища Семиколенко. Он меня после ваших жалоб в обиду не дал, к себе на исправление взял. Этот хохол почище многих казаков будет.

- Значит, ты на исправлении?

- Ладно, не подкусывай!.. Ты мне скажи, это твоя рыжая кобыла трофейным седлом оседлана?

- Моя.

- Давай меняться седлами. Я с тебя придачи самый пустяк возьму. У меня и свое седло неплохое, да только хочется на японском поездить. По рукам, что ли?

- С какой же я стати меняться не глядя буду? Ты мне живо всучишь какое-нибудь гнилье. А это седло новенькое, кожа так и поскрипывает, как хорошие сапоги.

- Я не прошу тебя не глядя меняться. Пойдем посмотрим мое седло, тогда и устроим размен по всем правилам.

Они сходили и посмотрели Ермошкино седло. Ганьке оно не понравилось, и меняться он не стал.

- Снова не желаешь? Напрасно, напрасно! - загорячился Ермошка. - У меня казачье седло. Его с твоим заграничным не сравнишь. На твоем сидеть, как на скользком бревне, а на моем прохлаждайся, как на мягком стуле.

- Зачем же тогда меняешься?

- А я хотел с тебя в придачу недоуздок и брезентовую торбу сорвать. Я где-то свою посеял, без нее приходится овес для савраски в фуражку получать... Может, ты все-таки передумаешь?

- Отвяжись ты от меня. Я раз сказал, то сказал.

- Ну и черт с тобой!.. Интересно, об чем ты с Кум Кумычем до меня судачил? В родне разбирались?

- А ты откуда знаешь?

- Он только тем и занимается, что родню ищет. Недаром его Кум Кумычем окрестили. Ужас до чего дотошный. У него все в вашей сотне кумовья да сватовья. Я его не перевариваю. Дерьмо мужик. А где теперь твой приятель?

- Гошка? Он в полку у Семена Забережного.

- Паршивый полк и командир такой же. Их только прижмут, они пятки салом мажут. Да и что с них взять? Казаки, сметанники... Куда придем, везде все погреба обшарят, всех ягнят на папахи обдерут.

- Врешь ты, что у Семена полк плохой и он сам никуда не годится. Мы весной только оттого и вырвались из окружения, что его полк в конном строю атаковал белых, опрокинул и прогнал с дороги. Говоришь, сам не знаешь что.

- Опрокинуть-то опрокинул, а после этого половина полка по домам разбежалась. Назад собрались бойцы лишь после того, как Первый атаманский полк на нашу сторону перешел.

Ганьку больно задело плохое мнение Ермошки о казаках. Он раздраженно спросил:

- А сам ты кто такой, чтобы так о казаках судить?

- Да уж, конечно, не казак. Казаков я терпеть не могу. Не будь их, не было бы в Забайкалье Семенова. На них он держится.

- Это богатые за него, а беднота вся в партизанах ходит. Вы еще дома на печках чесались, а казаки уже восстание подняли. Недаром почти всеми полками у нас казаки командуют. Как были они первыми всегда, так и будут... Ты слыхал про Стеньку Разина?

- Слыхал. Про него песня есть.

- А про Пугачева?

- Да тоже слыхал.

- Кто они, по-твоему, были? Природные казаки, вот кто! Так что не больно насчет сметанников распространяйся.

- Врешь ты все, как сивый мерин. Это были вольные удальцы, а не паршивые казачишки.

- Катись тогда от меня, раз ни черта не понимаешь, - сказал ему Ганька и отвернулся.

В это время с гребня сопки донесся голос Романа:

- Коноводы первого взвода третьей сотни!.. Быстро ко мне!..

- Что там случилось? - отвязывая коней, спросил Ганька у прибежавшего от Романа бойца.

- По тракту от Мостовки семеновские парламентеры едут. Приказано встретить, понимаешь? Так что держись, как гвоздь.