Отчий край

На крыльце он весело рассмеялся, хлопнул Романа тяжелой рукой по плечу:

- Молодец, Ромка! Это тебе клад в руки достался. Я, однако, к этой курчавой, пожалуй, подкачусь. Как ты на это смотришь - стоит?

- Стоит-то стоит, да как это сделаешь?

- Это пусть будет уж моя забота. Мне эти курчавые смерть как нравятся. Кто она, по-твоему, цыганка или еврейка?

- Не знаю, - улыбнулся Роман. - Только ты, товарищ комкор, шибко не облизывайся. Если не хочешь разговоров наделать, выбрось этих баб из головы.

- За кого ты меня принимаешь? - проворчал Удалов. - Стану я каких-то разговорчиков бояться. Я в монахи не записывался... Ладно, проваливай! Я тут один похожу да подумаю, как сделать, чтобы все было чинно и благородно.

Оставив Удалова, Роман направился вдоль по перрону, гадая, что может предпринять упрямый, не привыкший ни от чего отступаться комкор.

Неподалеку японский офицер разговаривал с Прокопом Носковым, бывшим мунгаловским поселковым атаманом. Аккуратно одетого и всегда подтянутого Прокопа офицер облюбовал за простодушное выражение на круглом мясистом лице, за пышные фельдфебельские усы.

- Какой вы части? Где стоите? - допытывался дотошный и въедливый японец, казавшийся подростком рядом с рослым Прокопом.

- Партизанской части, известно. Стоим сейчас на разъезде, а где завтра будем, про то вилами на воде писано.

- Вилами? На воде? - удивился японец и тут же спросил: - А кто ваш командир?

- Вот наш командир! - обрадовался Прокоп, увидев Романа. - Ты у него и спроси, господин хороший, кто мы и откуда, где стоим, куда собираемся.

Роман подошел, спросил, в чем дело.

- Я беседую с вашим унтер-офицером, - заносчиво сказал офицер.

- Это не унтер, не солдат, а партизан, как и все мы, - ответил Роман, а потом спросил: - Зачем вы пытаетесь выведать военные секреты? Отвечать он не имеет права.

Ни один мускул не дрогнул на скуластом и желтом лице японца. Он оглядел Романа с ног до головы высокомерным взглядом и, не отвечая на вопрос, спросил:

- Вы офицер?

- Никогда им не был.

- Участвовали в войне с Германией?

- Не довелось. Мой год не призывался.

Неожиданно японец протянул ему руку, представился:

- Член японской наблюдательной комиссии капитан Судзуки. С кем имею честь разговаривать?

- С командиром партизанского полка. Фамилия моя Улыбин, - в свою очередь представился Роман.

- А, Улыбин! Очень приятно. Командир Одиннадцатого полка, да? рассыпался в притворно радостной улыбке японец и вдруг спросил: - Вы доброволец или мобилизованный?

- У нас мобилизованных нет, у нас все добровольцы.

- Ага, добровольцы! А есть ли среди вас офицеры русской армии?

- Есть, только очень мало. Всего один офицер полком командует.

- Вы имеете в виду сотника Чугуевского, командира Пятого полка? сразив Романа своей полной осведомленностью, улыбнулся снова Судзуки. - А кто у вас командующий?

- Думаю, это вам и без меня известно, - оборвал его Роман. - Вам уже давно ясно, что мы партизаны. Что же вы одно и то же без конца спрашиваете?

- Хорошо, хорошо... Еще пара вопросов. Вы большевик?

- Нет, я анархист, - соврал Роман.

Судзуки заликовал:

- О! Анархист!.. Это серьезный народ, не правда ли? Черное знамя, бомбы и маузеры, море русской водки, хорошенькие дамы. А самое главное лозунг: анархия - мать порядка, да? Хорошо, очень хорошо!.. А скажите, пожалуйста, где вы живете? У вас нет ни городов, ни казарм, а войска много.

- Где придется, там и живем, - решив окончательно отвязаться от Судзуки, ответил резко и грубо Роман. - Извините, мне некогда...

Он откозырял японцу и ушел.

Только поздно вечером японская делегация убралась с разъезда, вдоволь поработав, пока было светло, самопишущими ручками. Провожавшему их Удалову полковник Камацабура подарил на память свою фотографию и пригласил в будущем, если представится случай, посетить его в Японии, в родовом поместье.

- Там мы будем пить вино, как друзья, будем вспоминать, как джентльмены, минувшие дни и битвы... Где хорошо узнали друг друга, закончил он с лицемерной улыбкой.

Проводив японцев, Удалов сказал Роману:

- Ни черта я, брат, с этими бабами не придумал. Негде тут погулять. Придется это дело пока оставить.

Скоротав на разъезде студеную и не очень веселую ночь победы, партизанские полки двинулись назавтра утром ускоренным маршем на север и запад, в жилые места. На разъезде осталась прибывшая под утро пехота с пушками и пулеметами.

Перед выступлением Роман пошел попрощаться с беженками. Сделал он это, чтобы еще раз повидать Ольгу Сергеевну.

Беженки только что встали. Одни умывались и причесывались, другие растапливали плиту. Было их гораздо меньше, чем накануне, не оказалось ни Ольги Сергеевны, ни курчавой брюнетки Розы.

- Доброе утро! - приветствовал их Роман. - Вот зашел попрощаться, уходим мы с разъезда. А вас будто меньше стало? Где же остальные?