Отчизны внемлем призыванье...

В том же ЦГАОР, в 1153-м фонде Муравьевых находим письма М. И. Муравьева-Апостола на этот раз к племяннику М. И. Бибикову и его жене С. П. Бибиковой, дочери декабриста Никиты Муравьева. Их немало, они составляют множество листов. Для Бибиковых Матвей Иванович остался живым кумиром. Письма аккуратно подшиты Софьей Никитичной, все переплетены, заключены в черный коленкор. Тетрадь 1863 года включает 93 листа. По своим критическим настроениям, верности идеям декабризма, осуждению деспотии, неприятию крепостничества, они много резче прежних эпистол. Вчитываясь в них, поражаешься эрудиции Муравьева, остроте ума и остроте выражений. Строки из его писем звучат как афоризмы. И это тот, кого историк назвал «бледным холодным спутником»!

В поле зрения Муравьева-Апостола история, философия, юриспруденция, политика, литература и, конечно, прежде всего все тот же крестьянский вопрос. Начнем хотя бы с истории, с оценки исторических событий, исторических личностей, знаменательных вех в жизни страны. Письмо от 11 января 1863 года: «Ваше детство, ваша молодость, — обращается Матвей Иванович к Бибикову и его жене, — прошли в те тяжелые времена, когда молчание было предписано и как мера осторожности и потому также, что не дозволялось сметь свое суждение иметь. Одно досадно, что прихоть глупца может служить законом для тех, которые понимали, что он глуп. Впрочем, страх не рассуждает. Мы его оставили за собой, отправляясь на долгую разлуку… к чему сумбур деспотизма ведет, последняя война доказала»[238].

Из лаконичных строк возникает емкая, острая, точная характеристика николаевской эпохи, и не чувствуются ли в этой характеристике отзвуки герценовских взглядов, даже литературной манеры Герцена. В том же письме содержится философски-снисходительная сентенция относительно небезызвестного Муравьева-вешателя, в юности связанного с тайным революционным обществом: «…как ты нашел Михаила Николаевича, ты не пишешь. Впрочем, он теперь философствует, как водится. Бедные люди! Из чего они продают свою душу черту, не понимаю. Не хотелось бы верить, что продают из-за денег… Страшно подумать, до какой степени лета и обстоятельства жизни могут искажать человеческие чувства»[239].

А вот еще один экскурс в историю уже в письме от 15 декабря 1863 года из той же Твери. «Прочел записки Алексея Петровича (Ермолова. — Н. Р.). Неприятно мне было встретить много лести в них к сильным сего мира и отъявленную несправедливость к Михаилу Илларионовичу (Кутузову. — Н. Р.), которому мы должны быть благодарны за то, что он был Русский, за которого общее мнение резко высказывалось: Александр I ненавидел его, как все русское»[240]. Здесь проявляется патриотизм былого героя Отечественной войны, горячая пристрастность участника и очевидца событий. И это патриотизм антиправительственный, революционный.

Еще одну любопытную историческую подробность сообщает в письме племянникам Муравьев-Апостол, а именно о хлопотах Александра Ивановича Тургенева, родного брата декабриста, за Пушкина. Когда Пушкин написал оду «Вольность», его хотели сослать в Соловецкий монастырь. Тургенев хлопотал через М. А. Милорадовича — петербургского генерал-губернатора, Н. М. Карамзина — писателя и историка, через А. Ф. Орлова — будущего шефа жандармов, «который тогда считался всеми порядочным человеком и был на ты с Николаем Ивановичем Тургеневым. Я тогда был в Петербурге. Карамзин жил у тетушки Екатерины Федоровны (матери Никиты Михайловича Муравьева. — Н. Р.). Помню, как Александр Иванович Тургенев приезжал сообщать, как идет дело о смягчении приговора»[241].

Итак, факты прошлой общественной жизни, личности, характеры, события прошедшего оживают под пером Муравьева. Но не только они. В письмах к тем же Бибиковым Матвей Иванович пытается соотнести и связать прошлое с настоящим, выяснить значение того и другого, оценить общественное движение 1860-х годов. В письме от 13 февраля 1863 года читаем: «Старики хвалят прошедшее, чтобы себя выставить… Я не думал никогда, что мы были лучше. Во многих отношениях, как и следовало, нас предупредило молодое поколение. Научности теперь вообще больше»[242].

Львиную долю письменных излияний Муравьева занимает вопрос об освобождении крестьян, положение народа, реформы, общественная борьба, журналистика 60-х годов.

«Кто говорит, что народ не принимает участия в… совершившихся делах? Газеты. Им верить слишком наивно. Мне сдается, что заваренная каша крутче, чем предполагают»[243].

Через несколько дней: «Здесь есть слухи, что все редакторы газет, в числе их и Катков, подкуплены министерством. Краевский за „Голос“ получает 6 тысяч годового вознаграждения за свои продажные добродетели. Во что был оценен Катков — не знаю»[244].