Да только Пименову было не до смеха. С того самого момента, как они вошли в квартиру, началось: мажорчик мгновенно принялся изображать себя этаким Берти Вустером, молодым английским аристократом, а Ивана держал если не за Дживса, то по крайней мере за пушкинского Савельича, то есть командовал, клянчил и ныл. Пименов морщился, потирал нервно кулаки, но действовать привычно все же не решался. Поэтому постарался как можно скорее переместиться на кухню, где сразу же обвязал себя фирменным смаковским фартуком, точной копией телевизионного, который Даринке год назад подарил довольный ее работой клиент.
Иван, занявшись делом, сразу успокоился. Он вообще с удовольствием готовил нехитрые блюда и вполне умел позаботиться об оставленных на его попечении многочисленных соседских отпрысках. Но они всегда были очень молчаливы, боялись сказать лишнее слово суровому и немногословному дяде Ване. Мажорчик же наоборот. Болтал без умолку. Дразнил. Неприлично. Очень неприлично. Ваня даже раза два чуть не порезал руки абсолютно безопасной картофелечистко й. И уже был доведен до такого состояния, что решил все — таки мелкого подлеца стукнуть. Но тут как раз подоспела жареная картошечка, и племянник рот свой занял и даже заурчал от удовольствия. Целых семь минут в доме стояла блаженная полутишина.
Поевший мажорчик сладко потянулся и сказал нежно и доверительно:
— А было вкусненько! YES! — и с наслаждением засунул в рот остатки хрумкающего соленого огурчика.
Прожевав бабушки Веры посол, Герман почувствовал в себе непреодолимую жажду предаться, так сказать, нет, не греху, но… чему — то, что очень на него похожему — азартным играм.
— А что? — спросил он энергично у Вани, встав из — за стола и следуя за ним неотрывно и по пятам, а в данный момент ошиваясь аккуратно за его плечом, когда Пименов пытался невозмутимо помыть за мажорчиком его жирную тарелку. — Может, пока тети нет, сходим куда — нибудь? Я тут боулинг видел. Всего шестьсот рублей. Но ведь вечер… Чего молчишь? — и сделал шаг назад, чтобы дать возможность Пименову покинуть кухню.
— Дорого? — через минуту, когда Иван попытался расположиться на диване и включить телевизор, снова спросил мажорчик, усаживаясь рядом и поджимая ноги. — Тогда там вот, у поворота бильярдная — 250 рэ. За час управимся! Что? Опять? Молчишь?
Иван смерил его тяжелым взглядом и включил телевизор.
— Ладно, — заорал почти на ухо не сдававшийся мажорчик, подсаживаясь ближе и сверкая лукавым наглым взглядом, — не любишь бильярд, пошли в кальянную, там в Пиэспи срубимся…800 рэ на человека. Совсем дешево!
Пименов громко выдохнул, раздосадованно выключил телевизор и вышел из комнаты.
— Вот чего — ты молчишь? — донеслось до него. — Чего, спрашиваю, молчишь? Ау! Ау! Ау! И как тебя Дарина терпит! Не понимаю! Питекантроп, блин!
Иван попытался снова укрыться на кухне, потом в спальне, потом на балконе. Но куда бы он ни перемещался, везде его находил противный звонкий голос, канючивший над ухом. Так они и ходили: из комнаты в комнату, потом на кухню, в ванную и даже в туалет, но туда племянничек зайти не рискнул, поэтому продолжал ныть, стоя у самой двери:
— Не хочешь идти никуда — так бы и сказал! Зачем Несмеяну из себя строить? Сыграем дома! У тебя карты есть? А монополия? А шашки или шахматы там? О! Давай в нарды! Я умею! Блин! Тогда хотя бы в балду! Одну я уже в этом доме точно знаю, метр девяносто…
Иван резко открыл дверь туалета. Любой разумный человек, поймавший разъяренный пименовский взгляд, предпочел бы ретироваться, но мажорчик, судя по всему, умом и дальновидностью не обладал, поэтому ограничился следующим:
— Но-но! — попятился он. — Я ребенок! Нас конвенция защищает! И нечего на меня так зыркать! Мы, дети, в нашем юном возрасте играть хотим! Нам, детям, скучно! А сегодня дома за старшего ты, пока тетя не придет! Смотри! Я ей на тебя пожалуюсь! Ой! Не трогай ухо! Оно у меня одно! Ну, в смысле не одно, но это самое любимое! Ай!!! Ай!!! Убивают! Мама! Тетя! Спаси! — а дальше стук быстро удаляющихся в комнату ног и отщелкивающий звук замка. — Блин! Еле отбился! Питекантроп мрачный! Вот бросит тебя Даринка, будешь знать! Ты же скучный, как теленок! А силушка как у быка…
Красный, как рак, Ваня тяжело дышал, пытаясь прийти в себя. А там, из — за двери, раскатисто заржал мажорчик. Его вся эта ситуация очень развлекала. Придурок малолетний! Он ведь не знал, что еще мгновение, и Пименов был готов его по стенке вполне очевидно размазать… Вот они, тяжелые будни воспитателя детского сада…