Отдай, детка! Ты же старшая!

Даринка слушает и не мешает, в открытую любуясь подругой, нисколько не испытывая зависти. Ей сейчас хорошо, как никогда. Спокойно. Радостно. Светло. Никогда особенно не интересовавшаяся историей своего разлюбезного государства, она поражена. По — настоящему. Очень многое она слышит впервые. И искренне восхищается той, что все это хранит в своей белокурой, такой красивой голове.

Но восхищения, как оказалось, тоже бывает много. Через четыре часа несмолкаемой экскурсии Даринка, как ни стыдно ей было это признавать, заскучала. Нет, не заскучала. Утомилась. Перестала воспринимать информацию. Пресытилась. Она все чаще зевала, отходила от Резенской и Истомина, наивно предполагая, что они не замечают, как Даринка морщится и нетерпеливо переступает с ноги на ногу, как норовистая скаковая лошадка.

— Я думаю, пора сделать перерыв, — наконец предложил Истомин, внимательно оглядев уставшую Дарину, — может, вместо пищи духовной, наконец, что — нибудь плотненько перекусим?

Ах, если бы знала Горянова, как у нее загорелись глаза от внезапно появившейся перспективы, то она не стала бы столь поспешно и радостно соглашаться. Потому что, на самом деле, это выглядело очень мило, но как — то слишком по — детски, словно Горянова сбросила лет этак десять и превратилась в восторженную, угловатую девицу раннего пубертатного периода. Истомин с Резенской предпочли разительные перемены в ее облике вежливо не заметить, но все — таки обменялись понимающими взглядами и спрятали улыбки. Компания направилась вверх по улице, там, недалеко от Площади Восстания, был славный ресторан кавказской кухни под смешным названием «Баклажан». Это вводящее во грех чревоугодия заведение встретило их уютом, домашним вином и соленьями, заполонившими все стены, и сумасшедшими пряными запахами. У компании, нагулявшей на свежем воздухе зверский аппетит, потекли слюнки. Они заняли приятный столик в конце зала у окна. Обычно довольно сдержанная и неприхотливая в еде, Горянова сразу поназаказала всего и столько, что Резенская не удержалась и ехидно предположила, что если Даринка всегда так ест и не полнеет, то ей стоит запатентовать особую технологию питания, переводящую излишества энергии в длину ног.

На что Даринка в долгу не осталась:

— Резенская, это ты пыталась мне комплимент сделать или так, прикололась по ходу? Если второе, то выкуси! Я, например, совершенно горда своим прекрасным для возраста поздней юности метаболизмом! А ты вообще со своей эфемерностью просто мечта сквалыги, вероятно полагающего, что, в силу отсутствия аппетита, ты будешь обходиться своему избраннику недорого.

— Умеешь ты, Дарин, витиевато и с претензией говорить гадости! — не смутилась Лиличка, — но к, счастью, все сказанное тобой ко мне не относится. Я вполне в силах заплатить за себя и не претендую на то, чтобы меня содержали!

Резенская не собиралась отдавать Горяновой пальму первенства.

— Оно и правильно, — елейным голосом гремучей змеюки согласилась Даринка, — так и говори всем, — и она подленько усмехнулась, — зачем же изначально пугать дичь? — и эта зараза нагло перевела взор на Истомина.

Тот, с явным удовольствием наблюдая все это время за перепалкой девушек, рассмеялся и включился в игру, сделав вид, что сильно заинтересовался последними словами:

— Надеюсь, дичь здесь не я? — и он с театральной подозрительностью сузил глаза.

Девчонки разом прыснули:

— Как знать…

— Пугаете? Ну-ну! Но что — то я не видел загона и не слышал звука манка…

— Так вам и не положено, — хмыкнула Горянова, — дичь на то и дичь, чтобы осознавать это уже зажаренной и на столе. И для более яркой картины после этой фразы мы с Лилией Павловной должны не сговариваясь, плотоядно облизнуться, как те вампирши из «Ван Хельсинга».

Истомин рассмеялся. А Горянова совсем не кстати отметила, что ей нравится его ненавязчивый, искренний смех.

— Опасная перспектива! — Истомин сложил руки на груди и откинулся на спинку диванчика, перемещая с одной девушки на другую теплый, весьма заинтересованный взгляд. — Ндаааа, а вы, оказывается, коварны, дамы! Ни за что бы не предположил! Такие милые, такие неискушенные в дворцовых интригах и заговорах девушки…

— Это кто неискушенный?! — неподдельно возмутилась Горянова. — Мы все с пеленок — профи в этом вопросе! Да наша сестра всю жизнь ведет этот незримый бой!

— И со времен Адама и Евы, — добавила Резенская, — этот бой не прекращается ни на минуту и лишь изредка переходит в скрытую фазу. Поэтому Вам, Альгис, весьма опасно расслабляться!

— То есть, все — таки предлагаете мне в вашем обществе держать ушки на макушке? Хорошо! Только, может, еще один подарок сделаете, так, в честь нашей почти состоявшейся дружбы? Намекнете, кто из вас двоих имеет на меня виды? И я говорю не о тех самых, приятных нам всем видах, — и у этого искусителя даже голос стал соблазнительным, — а о МАТ-РИ-МО-НИ-АЛЬ-НЫХ… Должен же я знать, блеск чьих глаз мне интерпретировать не как голод духовного общения, а как азарт охотника…