Отдай мое сердце

«Слушай, а ведь ты прав. Рукопись может быть где угодно. Это же только мне очевидно, что любую книгу после использования следует немедленно ставить на место. А люди часто бросают их где попало, включая садовые беседки – вот чего я, к сожалению, не учел. И это означает, что мне придется еще раз пройтись по всем домам, где я был вчера. Спасибо, что подсказал».

На его месте я пришел бы в отчаяние, обнаружив, что все придется начинать сначала. Но Шурф только что не ликовал. Да и то, полагаю, просто в силу привычки. Так долго притворялся сдержанным человеком, что сам себе поверил, будто таков и есть.

«Для начала опробую Малое Заклинание Призыва, – бодро сказал он. – Пока я не знал, что именно ищу, оно было бесполезно. Но поскольку я своими глазами видел копию, возможно, сумею призвать оригинал».

«Ну точно! – восхитился я. – Так получается, ты можешь просто призвать оригинал, не выходя из своего кабинета? А Нумминорих потом разнюхает, откуда он…»

«Не выходя из кабинета, все-таки вряд ли. Древним рукописям не следует самостоятельно преодолевать большие расстояния, некоторые не выдерживают такого насилия и рассыпаются в прах. Я отдаю себе отчет, что мое объяснение звучит, как наскоро сочиненный предлог растянуть удовольствие, но, к сожалению, у меня был подобный опыт. А заставить рукопись переместиться в соседнюю комнату вполне допустимо, до сих пор я не слышал, чтобы это приводило к катастрофам. Поэтому обойти все дома мне все-таки придется. И в каждом, очень аккуратно рассчитывая радиус действия заклинания, призывать. Но так все равно гораздо быстрей».

«Ладно, тебе виднее. Только начни, пожалуйста, с Блиммов, – напомнил я. – Понимаю, что тебе неохота, но…»

«Когда это я игнорировал твои просьбы?»

Шурф так искренне удивился, что у меня возник огромный соблазн огласить весь список его прегрешений. Но я благоразумно отложил это удовольствие на потом: в моем списке несколько тысяч пунктов, а мне с трудом дается Безмолвная речь.

* * *

Я опасался, что припрусь в Дом у Моста первым, поскольку забыл уточнить у Джуффина, когда именно, по его мнению, происходит обед, до которого нам всем надлежало отдыхать. Вспомнил все, что я знаю о так называемом нормальном человеческом образе жизни, и решил, что примерно через два часа после полудня будет в самый раз. И – не то чтобы опоздал, но оказался там позже всех, кроме самого шефа. Впрочем, он появился буквально минуту спустя, я еще не все принесенные с собой леденцы Курушу скормил.

Вид у Джуффина был такой сияющий, что я сразу понял: нам всем кранты. В смысле, дело плохо, ничего не понятно, ситуация ухудшается с каждой минутой, а на горизонте уже маячит целое стадо новых тучных холеных угроз. Это обычно чрезвычайно поднимает ему настроение. А мне – наоборот. Я, в сущности, скучный хмырь.

– Двадцать шесть! – торжествующе сказал Джуффин, падая в свое кресло. И, вероятно, сочтя, что мы недостаточно потрясены магией этого числа, повторил практически по слогам: – Двадцать шесть!

– Заговорщиков? – встрепенулся Мелифаро. – Всего, или только тех, кого вы уже поймали?

– Лично я пока вообще никого не поймал, – ответствовал шеф Тайного Сыска, да так самодовольно, словно именно это и являлось возложенной на него непосильной задачей: никогда, ни при каких обстоятельствах никого не ловить. – Двадцать шесть это…

– Писем на ваше имя с просьбой не изменять Кодекс! – выпалила Кекки. – По моим прикидкам, их должно быть двадцать четыре, но я могла что-то пропустить.

– Ты совершенно права, на мое имя действительно только двадцать четыре, – сказал Джуффин. Он явно был приятно удивлен ее проницательностью. – Двадцать шесть петиций прислали Королю; видимо авторы двух решили, что копию мне отправлять бесполезно, не прислушаюсь. Но остальные все-таки отправили. То ли просто из вежливости, то ли верят, что меня можно переубедить. Потрясающая наивность. Однако на практике наивные мечтатели оказываются правы куда чаще, чем принято полагать.

– У нас в Новом Городе сами продавцы газет подписи собирали, – сказал Нумминорих. – Показывали всем прохожим статью с вашими комментариями, говорили: «Дело плохо, сэр Халли грустит о старых временах, надо срочно отправлять письма Королю и Великому Магистру Семилистника, пока он им головы не задурил», – совали под нос наскоро составленную петицию, и все сразу подписывались. Даже мне предложили, хотя в нашем квартале все прекрасно знают, кто я такой. Я сказал, что не имею права подписывать общественные петиции, поскольку являюсь государственным служащим высшего ранга, но вызвал из дома Хенну и няню детей. Они с удовольствием подписались, а Хенна еще и ошибки исправила. Может, зря: с ошибками было смешней и больше трогало сердце.

– А к нам прямо в дом вломились, – пожаловался я. – Правда, не лично ко мне, а к Базилио. Меня настоятельно просили не звать. Но все равно молодцы. В смысле каковы нахалы! Пора что-то делать с моей репутацией. Мантию Смерти, что ли, снова начать носить?

– По крайней мере, из всех твоих нарядов это был самый приличный, – заметил Мелифаро.

Кто бы говорил.