Отдайся за Миллион (СИ)

Позвоночник прошибает пот. Ледяной. Колючий.

Он разворачивается лениво, придерживая за талию спутницу и явно не до конца понимает, о ком, идет речь.

Открыто встречаю серебряный взгляд. Получаю оглушительный удар.

Молча смотрим друг на друга. Мне не удается прочесть, что на дне графита твориться. Быть может, ищу сожаление или терзающие муки совести. Страх. Раскаяние. Что угодно.

В голове происходит вспышка, срабатывает тумблер.

Опускаю руки, онемевшие от давления стиснутых пальцев. Иду наперекор себе, приближаюсь к влюбленным. Изучаю обоих, и с каждой утекающей секундой выть хочется — расклад малоприятный выходит. Развод. Переезд. Но самое главное — Елизавета. Как она воспримет внезапные перемены?

Громкий дребезг разбившейся тары не заботит. Как, собственно, и стоимость алкоголя. Каждый из находящихся вздрагивает. Кроме меня.

— Как командировка? Заключил контракты? — Из горла выходит нервно.

— Бл*дь, — в итоге выдает реакцию. —П*здец. Как так? — сдавливает пальцами переносицу, кадык дергается.

— Кто это котенок? — Подозрительно косится блондинка. А тот не двигается, лишь тяжело дышит.

— Тебе вопрос задали? — Обращаюсь к Степану.

— Рика, что ты здесь делаешь?

— Степочка, ты знаешь ее? — Вопрос остается без ответа. Но мы обязательно удовлетворим ее любопытство.

— Ты можешь помолчать. С*ка, — очевидно раздражается.

— Так ты ответишь?

— Молчи, — встает с места резко. — Молчи, Рика. Не здесь. И не при людях.

— Жена. Теперь уже бывшая, — адресую девушке. Судя потому какую она приобретает бледность для нее подобная новость является сюрпризом. — Добро пожаловать в клуб обманутых женщин, — даже получается усмехнуться.

— Твою мать, — он сокращает дистанцию, вид бешеной собаки, пытается коснуться локтя. Уворачиваюсь. Заткнись, — рявкает челюстью.

— А мне больше сказать нечего, — боль нарастает в груди. Слова теряют смысл. А его поведение выбивает из колеи. — Ведь обман ничем не перекрыть, как и само предательство.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Успокойся. Слышишь? Иди домой и жди меня, — впивается взглядом, зрачки вовсю бегают. Но не потому, что боится меня потерять, и нашу семью. Причина кроется в другом.

— Зачем? Я достаточно увидела, — суровая реальность разбила иллюзорный мир. Навстречу приходит жестокий. — Прощай.

— Имей в виду разговор не окончен. Так просто я тебя не отпущу.

Но более не слышу. Видимо настигает откат. Острые шипы, вонзившиеся в сердце от предательства, дают о себе знать — раны кровоточат. Держаться на ногах неимоверно сложно, владеть контролем подавно.

Поворачиваюсь к Соне, все это время с открытым ртом наблюдая за нами.

— Прикрой ротик, девочка. Он заплатит за нанесённый ущерб, — киваю на предателя.

Да, двери темной стороны женской натуры приоткрываются.

И пока я не устроила апокалипсиса необходимо бежать. Стремительно. До жжения в желудке.

ГЛАВА 21

В тумане добралась до дома. В ушах стояло эхо разбитых стекол. Вот именно так моя жизнь на мелкие осколки рассыпалась. И собрать их невозможно.

Ночь прошла без сна.

И с каждым ушедшим часом боль внутри расползалась, как и сама дыра в грудине. Дав волю чувствам, проплакала до самого утра. О прожитых годах. Обида крыла за пустые обещания. О любви, которая оказалась лишь одним словосочетанием. Но самое страшное и непростительное, та тонна обмана, обвалившаяся руинами на мою голову.

Благодаря тому, что мама дома, не выхожу из спальни. Двигаться не способна. Прячусь в своем панцире. Родительница взяла на себя заботу по дому и Елизавете. Меня никто не трогал, кажется, мама все поняла без слов. Я благодарна ее проницательности.

Романов не явился домой. Не удивлена.

Он сделал свой выбор еще тогда, когда ложился в ее постель. И вчера когда остался с ней.

Заставляю себя подняться, мне требуется душ. Желудок урчит в протесте, и я вспоминаю что со вчерашнего обеда не кушала, только маленький кусочек чизкейка. Аппетита совсем нет, но может чай удастся попить. Тщетно.

Воскресенье аналогично субботе, с зашторенными занавесками и подушкой в обнимку валяюсь в постели.

Тяжелейшие мысли до отказа забивают голову, отчего в глазах без конца печет.

Мне так и не удается что-либо протолкнуть в желудок. Шипованное горло отказывается принимать даже воды. Так, собственно, не дошла до ванны.

В полной прострации нескончаемая трель дверного звонка заставляет меня раскрыть веки и подняться, так как мама ушла на прогулку с Елизаветой.

Сил практически нет, голова раскалывается, не имею понятия каким образом завтра соберусь в редакцию. Смотреть на людей, создавать что-то тем более. Мне думать больно.

Расфокусированным взглядом на лестничной площадке узнаю Нинель.

— Ох, подруга. Привет, — произносит проникновенно, осматривая внимательно мой жалкий вид.

— Заходи, — отвечаю бесцветно. Топаю босиком обратно в спальню.

— Прости меня, пожалуйста, — усаживается на край матраца.

— Я не хочу об этом говорить, — роняю как можно спокойнее.

— Хорошо. Как скажешь. Но если бы ты выговорилась...