Отдайся за Миллион (СИ)

Но все лишь только кажется. Имитация.

Профессиональный танцор поймет, насколько мы фальшивим.

Завершаем финальные аккорды музыки под ремолино, двигаемся до последних слов исполнителя.

Происходит некий хлопок, с потолка летят фантики. Кругом зажигается подобие салюта. Вокруг рукоплещут.

Но я ничего из этого не замечаю.

Дальше темный туман накрывает. Меня шарашит из одной крайности в другую.

В многолюдной толпе мгновенно нахожу Его.

Наши взгляды скрещиваются.

Непроглядное дно смольной черноты выносит безапелляционный приговор.

Как никогда Измайлов являет воплощение дьявола, того самого, который искусил первую женщину.

Я четко знаю зачем он пришел.

Солнечное сплетение и каменный желудок срастаются, будто их сжали в единый стальной кулак.

Рваное дыхание и ревущий пульс в ушах не потому, что четыре минуты кружилась под Бачату.

Нет.

Почему? Ну почему он так смотрит? Словно мечтает содрать кожу, не оставив от меня мокрого места.

Мрачный. Яростный. И все же дико красивый, что глазам больно.

Каждый вздох в мою сторону, сродни раскаленным иглам.

Больше не в силах находится в помещении. Ни о каком самоконтроле не может быть и речи.

Я против него никто. У меня не получается бороться.

Горло разрывается от удушья и кислородная маска не поможет.

— Я в уборную, — роняю глухо бывшему. На негнущихся ногах стремительно пересекаю пространство.

Не дожидаюсь лифта. Поспешно преодолеваю пролет лестниц.

На самую верхушку. На крышу.

Туда, где меня никто не сможет достать.

Где не надо улыбаться через силу. Так как ты знаешь, что в тебе прожигают дыры и пожирают чернью.

Мне требуется тайм-аут. Мизерный. Но необходимый.

Кислорода в легких практически не остается, когда оказываюсь на вершине здания.

В глазах рябит. Ночной город буквально не вижу.

Затягиваюсь. Дыши.

Раз... Бух. Два... Бух. Три... Бух.

Но сумасшедшее сердце не дает выровнять дыхание.

Боже. Ничего не понимаю. Совсем.

Приближаюсь поспешно к самому краю крыши. Глотки свежего воздуха не помогают. Как и осенняя прохлада, гладившая очертания лица.

Так запросто можно сойти с ума.

Через мгновенье доносится тяжелая поступь за спиной. Отчетливо слышу его дыхание и щелчок замка. Вот и последний отсчет начался.

Как во сне преследующий на протяжении всего времени, содрогаюсь.

Разворачиваюсь на звук. Он.

Новая волна мандража превращает ноги в желеобразную массу.

— Нет, – качаю головой, отрицаю неизбежность. Мы понимаем друг друга без слов. Ветер обнимает холодом, но мне настолько жарко, что хочется снять с себя всю одежду.

— И все же я здесь, Аурика. Вот мы и пришли к исходной точке фатальности.

— Не подходи, — выставляю кисть преградой перед собой. Не узнаю свой голос, отступаю от края в ужасе оглядываясь по сторонам.

— Ты оговорила срок..., –наступает медленно и хрипом шепчет. Только для меня все разносится криком. Отголоски которого оседают в перепонках. Пропасть, что разворачивается в темном взгляде готовится поглотить полностью и безотказно. Нет. Там плещется ужасающая темнота, отливающая всеми оттенками черни. — Просила не трогать тебя до окончания компании. Я внял и выполнил требование, — еще один шаг, груда мышц, упирается в руку. Под пальцами отчетливо ощущаются неистовые скачки сердцебиение гиганта. Ладонь плавятся под натиском бугров. А мне отступать уже некуда, спиной упираюсь в бетон. – Я. Ждал. Эту. Встречу. И. Предупреждал.

— Не смей, Измайлов, — призываю мужчину остановится. Безрезультатно. Новая поступь. Подаюсь панике. Бесконечная мгла, что напротив, непроницаема.

Даю пощечину, вкладываю всю имеющуюся силу. Только бесполезно.

Измайлов, отряхнув голову между тем скалиться. Все сопротивление напрасно.

Пронизывающая. Маниакальная тьма неузнаваема.

Вторая оплеуха ничего не меняет.

В черных зрачках полыхает огонь, и я отчетливо вижу себя в жалящих языках.

— Так останови, Аурика, — проводит пятерней по развевающимся волосам, от виска по скуле. Устрашающая ласка хуже удара, грудная клетка болит от переизбытка рвущих граней, от мощных спазмов опоясывающих низ живота. И, между нами, уже нет тех спасительных сантиметров. Лапой берет тонкую шею в капкан, слегка надавливая, играя с яремной веной.

— Я буду кричать, — сквозь зубы цежу.

— Конечно, — вдавливает горло к испепеляющей мускулатуре. — Я этого жду и пришел сюда только за этим. Великолепная, — ведет носом, едва касаясь лица. — Обещаю, тебе покажется мучительно мало, — обрушивается на рот, забирая в плен губы, слова и душу. Начинает путешествие по телу, раздирая в клочья кожный покров...

Конец